Флэш без козырей

Спринг чуть из своей шкуры не выпрыгнул, когда это услышал, и вовсе этому не обрадовался. Капитан воспользовался случаем и упрекнул меня за то, что я не отослал ее обратно в трюм, чтобы взять себе новую девчонку, поскольку он хотел, чтобы мы покрыли их всех. Я ответил, что мне неохота связываться с другими, зато эту я хоть немного обучил английскому, что тоже может поднять на нее цену.

Он разорался, проклиная мою чертову дерзость, не подумав о том, что нас может услышать миссис Спринг. Она осадила его, неожиданно заметив:

— У мистера Флэшмена верное сердце. Я поняла это, как только впервые увидела его.

Конечно же, она была сумасшедшей, но Спринг вынужден был пойти на попятный, так как она не должна была знать, что на самом деле творят с черными женщинами. Но он все же позволил мне оставить леди Каролину Лэмб.

Наше плавание начинало становиться приятным, так как ветер дул достаточно сильно, чтобы обеспечивать нам хорошую скорость и в то же время не причинять особого беспокойства неграм. Их здоровье по-прежнему оставалось в норме, без смертельных исходов, что очень радовало Спринга. Работа на палубе была легкой, как и на всяком быстроходном судне при попутном ветре, и находилось время просто посидеть, наблюдая за летучими рыбками и слушая, как матросы травят свои байки. Мое уважение к ним значительно возросло после нашей встречи с английским шлюпом, которая подтвердила предположение, что это не какие-нибудь портовые крысы, которые только и думают о том, чтобы затеять поножовщину, а первоклассные моряки. А я уже знал, что время, проведенное за слушанием рассказов людей, которые хорошо знают свое дело, никогда не пропадает втуне.

Как всегда, стоило мне подумать, что можно, наконец, проводить время в свое удовольствие, случилось нечто, вытеснившее все мысли у меня из головы, даже мои мечты об Элспет и о том, как я вернусь домой после, надеюсь, не слишком долгого отсутствия и прижму к ногтю старикашку Моррисона. То, что случилось, на первый взгляд было не слишком значительным и не вполне неожиданным, но в дальнейшем именно это событие помогло мне обрести свободу, а возможно, и сохранило саму жизнь.

На седьмой день, после того как мы отошли от побережья Дагомеи, Мэрфи зашел ко мне и сказал, что мне нужно сейчас же зайти к Комберу, который умирает. С тех пор как мы вышли в море, он лежал в небольшом закутке кормовой каюты, неподалеку от окна, и миссис Спринг ухаживала за ним.

— Ему конец, — откровенно заметил Мэрфи, дыша перегаром, — бедный малый! Думаю, его кишки загнивают; возможно, это чертово копье было отравлено. Так или иначе, он хочет видеть вас.

Не знаю почему, но я пошел и как только увидел Комбера, то понял, что вскоре нам наверняка придется накрыть его Юнион Джеком.[52] Лицо раненого пожелтело, под глазами залегли огромные темно-багровые круги, он хрипло и тяжело дышал. Комбер лежал на койке, его наполовину высунувшаяся из-под одеяла рука напоминала птичью лапу. Бедолага едва слышно попросил меня закрыть двери, и я опустился на табурет, стоявший рядом с его ложем.

Некоторое время он молча лежал, бездумно глазея на солнечные лучи, падавшие из открытого окна, а затем спросил очень слабым голосом:

— Флэшмен, ты веришь в Бога?

Чего-то подобного я и ожидал; Комбер не был первым умирающим, у чьей постели мне довелось побывать, а все они раньше или позже становятся религиозными. Ничего не остается, как только не обращать внимания и пусть болтают, что им вздумается. Умирающие любят поговорить. В общем, чтобы подбодрить Комбера, я, конечно, сказал ему, что, вне всякого сомнения, Бог существует. Некоторое время он переваривал это, а затем спросил:

— Но ведь если есть Бог и Небеса, значит должны быть и дьявол с адом? Так ведь?

Это я тоже слыхал раньше. Так что, продолжая играть роль преподобного Флэши, я объяснил ему, что на счет этого нет единого мнения. В любом случае, сказал я, если ад и существует, то вряд ли в нем может быть хуже, чем жить на земле, — в последнее, кстати сказать, лично я не верил ни минуты.

— Но ад существует! — крикнул он, глядя на меня лихорадочно блестящими глазами. — Я знаю, это — ужасное огненное пекло, в котором проклятые грешники будут гореть целую вечность! Говорю тебе, Флэшмен, я знаю это!

Я мог сказать ему, что к подобным видениям может привести разглядывание картинок из «Священной Войны» Баньяна,[53] которые, помнится потрясли мое юное воображение, когда я впервые их увидел. Но я снова подыграл третьему помощнику, отметив, что если такой ад и существует, то предназначен исключительно для закоренелых грешников, к которым сам Комбер не относится.

Он кусал себе губы от боли в ране, а его голова металась по подушке.

— Но ведь я — грешник, — простонал раненый, — ужасный грешник. О, боюсь мне будет отказано в искуплении! Спаситель отвернется от меня, я знаю это.

— Ну, я в этом не уверен, — заметил я, — ты же знаешь, что работорговля — не смертный грех.

Он снова застонал и прикрыл глаза.