– Дина, ты сказала, что тебя от меня воротит. Если это было сказано от злости, просто, чтобы меня задеть, ничего не говори. Если это правда, и ты больше не хочешь меня видеть, скажи или кивни. Я обещаю, что исчезну из твоей жизни.
Динка удивленно посмотрела на него, закусила губу, забыв о ссадине, и тут же охнула. Домин придвинулся совсем близко, прикоснулся к губе пальцами, словно снимал боль, и выжидающе смотрел на нее, а в глазах его плескалось что-то, ну пусть ожидание, потому-что страхом назвать это было бы слишком самонадеянно. Динка не выдержала и опустила голову. И услышала, как с шумом выдохнул Домин.
– Кроме глуши, в которой я живу, у тебя еще есть ко мне претензии? Если нет, я объявляю официально, что начинаю за тобой ухаживать. Идем посмотрим, есть ли там луна, и если есть, готовься, я буду читать тебе стихи, – он потянул ее в сторону выхода.
Наверное, у нее глаза были, как недавно у Плоского, размерами с диски от колес. Целый день Динка как опытный полководец старательно возводила оборонительную крепость, укрепляла ее и вооружала. А этот самоуверенный Домин за какие-то четверть часа влегкую определил самые уязвимые места и нанес всего несколько метких ударов. Теперь того и гляди, ее крепостная стена рухнет, как песочный замок. Динка из последних сил цеплялась за остатки решимости.
– Нет, Максим, не надо стихи.
Он снова напрягся и глянул на нее непонятным жестким взглядом, в котором промелькнули упрек и даже усталость. Динка осеклась, Максим прав, они не в детском саду. И коль у нее не хватило духу оттолкнуть его, мужчину, который, надо быть честной перед собой, так же прочно засел у нее в голове, то и вести себя следует соответствующе. Она улыбнулась ему.
– Не надо стихи, Макс, Новый год уже давно прошел. А я сомневаюсь, что твой репертуар выходит за рамки новогоднего утренника. И я не люблю поэзию. Нет, Домин, ты сыграешь мне на гитаре.
Складки на лбу разгладились, сейчас серые глаза Горца смеялись. Домин поднял ее руку и поцеловал в ладонь.
– Договорились.
И ушел, прихватив всю свою службу безопасности. Наверное, на репетицию.
Глава 10
Ночь прошла тихо и спокойно. Динке очень повезло. Если бы сейчас набился полный зал народа, то ее хватило бы максимум до полуночи. А так крупье на карточных столах скучали в одиночестве, лишь на рулетке привычно раскладывал свои две фишки Сиротка.
Его так окрестили мальчишки с рулетки. Как-то само собой получилось, что, хоть они все прошли одинаковую подготовку, в работе смена разделилась: мальчики на рулетку, девочки на карты.
Сиротка – высокий сутулый мужчина лет сорока, вечно какой-то помятый и несчастный – приходил каждый день, разменивал сто долларов, брал фишки самого мелкого номинала и ставил по одной-две на поле. И каждый раз, когда проигрывал, плаксиво причитал: «Что же вы сироту-то обижаете?». Как есть Сиротка.
В одиночку он проигрывал почти всегда. Но стоило кому-либо начать по-крупному ставить на рулетке, Сиротке тут же фантастически везло, и он мог даже выиграть приличную сумму. Для него приличную, конечно же. Зато тот, первый, проигрывался подчистую, поэтому Сиротку на рулетке берегли и ценили, как живое орудие Закона Равновесия Вселенной, правда, не в материальном измерении, а в принципе.
Динка, отстояв свой положенный час, даже не пыталась бороться со сном. Ее до сих пор не отпускало чувство, будто в голове какая-то пелена, и пока она не спадет, не видать Динке ни трезвости ума, ни ясности мышления.
Конечно, не мешало бы сегодня остаться дома, но зато то, что они увиделись и объяснились с Доминым, было безусловно к лучшему. Теперь ей не придется терзаться неизвестностью, как она непременно терзалась бы три дня до следующей смены.
Хоть на самом деле они ни о чем не договорились. Максим сказал, что будет за ней ухаживать, следовательно, его предыдущее предложение аннулировано? И то, что он только собирается ухаживать, не означает же, что Динка уже его девушка, верно?
Однако при одной мысли, что это может быть так, в душе щемило, и по телу ползли предательские мурашки. Впрочем, от нее здесь мало что зависит, так что ждем, поскольку, как мудро заметил Алексей, чего ожидать от Горца, не знает никто. Да и Динка просто так, без боя, сдавать позиции не собиралась.
Как дилеры расходились по домам, она помнила смутно и расплывчато. Ей опять снился Домин, она даже сквозь сон слышала его запах. И сейчас тоже, вдохнув знакомый аромат, Динка потянулась, повернулась на другой бок и потерлась щекой о мягкую ткань. Странно, диванный уголок раньше был намного жестче.
– Дина, еще рано, давай поспим, раз уж ты не хочешь спать в постели как все люди, – сказал диванный уголок, и Динка открыла глаза.
Она лежала так, как и заснула вначале, но теперь подушкой ей служил Горец, улегшийся на другой половинке уголка. Ее голова покоилась на его широкой груди, глаза Горца были плотно закрыты, одна рука уверенно обнимала Динкину голову, вторая – бедро. Дина заморгала, рывком поднялась на локте и тут же глухо застонала, схватившись за бок.