Флэшмен на острие удара

Знаете, все еще висело на волоске — броситься на нее или нет; и будучи пьян, я вполне мог так поступить. Прошлые подозрения и увиденное сегодня толкали меня на это. Я стоял, пыхтя и бросая свирепые взоры, но она вдруг уселась на манер андерсеновской русалочки, обратила на меня распухшие от слез глаза и протянула руки: «Ах, Гарри, утешь меня!»

Если бы вы только видели ее! Так легко — кому как не мне это знать — зубоскалить над современными Панталоне, и над обманутыми женами тоже, пока распутники и потаскухи наставляют им рога: «Если бы они только знали, ха-ха!» А они, может быть, знают или догадываются, только не хотят этого принять. Не знаю почему, но я вдруг сел на кровать, обняв плутовку за плечи, а она рыдала и прижималась ко мне, ласково называя меня «йо» — это такое чудное шотландское словечко, о котором она не вспоминала уже много лет, с тех самых пор, как заделалась знатной дамой. И я поверил ей. Почти.

— Ах, неужто ты мог так плохо подумать обо мне, — хлюпнула она. — О, я умру от стыда!

— Ладно, — говорю я, распространяя вокруг запах перегара. — Ну его, а? Господи! Я же сказал «ладно»! — Внезапно я схватил ее за плечи. — Так ты?.. Нет, мой бог! Я видел его, и тебя, и… и…

— Ах, какой ты жестокий! — возопила она. — Жестокий, жестокий!

Потом ее руки обвились вокруг моей шеи, она поцеловала меня, и я не сомневался, что она лжет. Почти не сомневался.

Она долго еще рыдала и жаловалась, а я, насколько помнится, бормотал что-то, слушая клятвенные уверения в честности, и не знал, как быть. Возможно, Элспет говорит правду; но если она лгунья и шлюха, что тогда? Убить ее? Излупить? Развестись? Первое было безумием, на второе в тот момент я бы не решился, о третьем не стоило и думать. По завещанию этой свиньи Моррисона Элспет контролировала все деньги, а идея жить с клеймом рогоносца да на свое жалованье… Я, может, и дурак, но не настолько. Ее голосок что-то нашептывал мне на ухо, податливая нагота скользила под моими руками, и это чувственное прикосновение напомнило, зачем я изначально сюда пожаловал. «Черт побери, — подумал я, — все по порядку, если сейчас ты не заласкаешь ее до бесчувствия, то будешь жалеть о том на седом закате жизни». И я не сплоховал.

До сих пор не знаю, что к чему — и более того, мне наплевать. Зато в одном я уверен совершенно — если кто был виновен, так это Джеймс Браднелл, граф Кардиган. Внимая поцелуям и стонам Элспет, я поклялся себе, что сведу с ним счеты. Мысль о том, что этот сморщенный старый баклажан пытался овладеть Элспет, сводила меня с ума, заставляя извергать потоки проклятий. Когда-нибудь я убью его. Вызвать его нельзя — он спрячется за законом и откажет. А вдруг, что еще хуже, примет вызов? Помимо того, что я не осмелюсь выступить против него лицом к лицу, как мужчина с мужчиной, не избежать и скандала. Но когда-нибудь, однажды, я найду способ.

Наконец мы стали отходить ко сну; Элспет шептала мне на ухо, какой я великий любовник, сообщая все милые подробности, и что особенно хорош я после ссоры. Она сонно посмеивалась, вспоминая наше последнее приключение, когда я зажал ее в кладовке для метел, и как весело было, и как я говорил, что это лучшее место для безобразий. И тут вдруг она спрашивает, совершенно бодрым голосом:

— Гарри… сегодня… ну, когда ты так разозлился из-за того нелепого случая, твой гнев не был притворным, а? Ты не был… скажи правду… ну, ты точно не был… в том чулане с женщиной?

Черт побери, она, видно, совсем рехнулась? Со времени своего детства не помню, чтобы я плакал засыпая, но в тот момент был очень близок к этому.

III

Пока происходили эти важные события в моей личной жизни — Вилли, Элспет, Кардиган и так далее, вы можете спросить: а как же развивались военные действия? Правда, разумеется, состоит в том, что никак. Самый удивительный факт в истории Великого Конфликта с Россией состоит в том, что никто — по крайней мере, со стороны союзников — понятия не имел, что делать. Вы, может, решите, что это я для красного словца говорю? Ничего подобного. Летом пятьдесят четвертого мне, как немногим, пришлось быть в курсе военных решений, и могу совершенно достоверно сообщить вам, что официальный взгляд на войну формулировался следующим образом: «Ну вот, французы и мы находимся в состоянии войны с Россией во имя защиты Турции. Отлично. И что же нам теперь делать? Наверное, самое лучшее будет напасть на Россию? Хм-м, да. (Пауза). Какая большая страна, не так ли?»