Флетчер Мун — частный детектив

Так хорошо Мэй не танцевала еще никогда. В эти роковые минуты ей каким-то чудом удалось наконец справиться со своими непослушными ногами. Зрители потрясенно умолкли, слушая ровный стук ее подкованных башмаков.

Деверо покачивал головой в такт.

— И два, и три, и четыре, и пять, и шесть, и семь, и-и — поворот. С пятки на носок… А теперь скрести пальцы на удачу, дорогая…

Он затаил дыхание. Башмаки Мэй продолжали выдавать четкое «цок-цок-цок». Ни разу в жизни Мэй это не удавалось, а в тот день — удалось. Ее ноги так и порхали, взлетая на добрый метр над сценой, безупречно прямые в коленях, и стучали каблуком о каблук перед тем, как коснуться сцены. Не теряя ритма, Мэй исполнила весь танец до конца и закончила выступление низким поклоном.

Волоча меня за собой, Грегор Деверо торопливо вышел на середину рампы и требовательно уставился на жюри, сидевшее в первом ряду.

— Ну? — спросил он.

Монахиня Джулия Б. Винтерс, председатель жюри, оглянулась на своих коллег в поисках поддержки. Не найдя ее, судья с запинкой проговорила:

— Хорошее… в смысле, превосходное выступление. Отличная техника, удачно выбранная форма. Чечетка выше всех похвал. Определенно… первое место, я бы сказала. Да, первое, никаких сомнений.

Улыбка облегчения осветила лицо Деверо. У него словно гора с плеч свалилась.

— Ты победила, дорогая. Мы победили. Значит, все было не зря. Все твои труды. Вообще… все. — Он снова перевел взгляд на судей. — И где приз? Ведь должен же быть приз!

Сестра Джулия подняла стоящий у ее ног мраморный приз и протянула его Грегору Деверо.

И тот взял его, для чего ему пришлось освободить руки, оттолкнув меня в сторону.

Наверное, после этого Кассиди арестовал бы Деверо, но ему помешала моя мама. Кто-то из взрослых в зале переслал на ее мобильный телефон сообщение о моем появлении на смотре. Она тут же села в машину и помчалась в центр досуга. Так уж совпало, что в тот самый миг, когда Грегор отпустил меня, мама как раз пробилась сквозь толпу за кулисами. Увидев, что творится на сцене, она недолго думая вытащила из своей замечательной сумки модель карниза и накинулась на Грегора Деверо, невзирая на то что тот был на двадцать сантиметров выше и на тридцать килограммов тяжелее.

Не успел Деверо принять из рук монахини приз, как тридцатисантиметровая жердь из вишневого дерева ударила его в висок. Все-таки материнская забота — страшная сила. Деверо сделал пируэт и рухнул на сцену, точно мешок с картошкой.

Мэй, заливаясь слезами, упала ему на грудь.

— Мне очень жаль, — сказал я единственной девочке, к которой когда-либо был неравнодушен. — Но у меня не было другого выхода.

Мэй вскинула голову и произнесла слова, которые с того вечера постоянно вторгаются в мои сны:

— То, что сделал папа, — плохо. — Ее затуманенные болью глаза напоминали темные камни под водой. — Но то, что сегодня вечером сделал ты, еще хуже.

Может, я сумел бы переубедить ее, но тут мама заключила меня в объятия, и момент был упущен.

А теперь уже слишком поздно. Теперь Мэй возненавидела меня на всю жизнь. Впрочем, если она жаждет мести, ей придется занять место в хвосте длинной очереди других недоброжелателей.

Эпилог

Меня зовут Мун. Флетчер Мун. И теперь я не знаю, хочу ли быть детективом.

После злополучного смотра талантов прошел почти месяц. Несколько дней весь город бурлил, обсуждая события того дня, благо сохранилось немало любительских видео- и аудиозаписей. Меня даже упоминали в национальных новостях. Ничего себе работа под прикрытием, да? Впрочем, слава не радует меня. Я покончил с расследованиями. Пострадала Мэй. Я глубоко ранил ее и не хочу обойтись так с кем-нибудь еще. Мэй росла без матери, а из-за меня в каком-то смысле лишилась и отца. Он перестал быть для нее рыцарем на белом коне, каким должен быть всякий отец. И все из-за меня.

Родители дали мне нагоняй и стали следить за каждым моим шагом. Так что, даже если бы я и захотел заняться новым расследованием, из этого ничего бы не вышло. Мама заглядывала в мою комнату по десять раз за вечер, чтобы убедиться, что я никуда не делся. Папа ежедневно составлял для меня расписание, нагружая всякой черной работой, чтобы у меня даже мыслей не возникало о каких-то там расследованиях. И разумеется, они конфисковали мой значок.

Я симулировал последствия психотравмы, чтобы отбить у людей охоту общаться. Ходил с пустым взглядом, рассчитывая, что это отпугнет желающих поговорить со мной. Эта тактика оказалась успешной. В своем новом качестве я очень нравился Хейзл. Она старательно документировала процесс моего возвращения к нормальной жизни.

В школе меня почти не трогали. Даже остатки «Les Jeunes Étudiantes» опасались тревожить осиное гнездо.