Fleurs d'orange

Элеонора подарила мне теплую улыбку. Не просто улыбку, коснувшуюся ее губ, как у других людей, а искреннюю улыбку, которая читалась даже в синих глазах. Вопроса, который повис в воздухе, о том, любила ли мама моего отца, не возникло. Впрочем, даже я не знал на него ответа. Также девушка не стала спрашивать, что случилось с моей мамой. И почему она жила здесь, в поместье, далеком от Сантониума. Она просто шла рядом со мной, даря душевное спокойствие. Посмотрев вниз, я заметил, что девушка босая. Из под длинных полов платья то и дело показывались голые пальцы. Если честно, это даже меня не удивило.

— Где твоя обувь?

Она посмотрела вниз, как будто только сейчас поняла, что ходит по траве босиком:

— Там, где мы играли с детьми.

— Не простынешь? Трава прохладная.

— Откуда тебе знать. — Хмыкнула девушка. — Она приятная. И щекотная. Не хочешь разуться?

Если честно, я хотел. Как давно я не ходил по траве? Как давно я вообще просто гулял по этому саду, не думая… Ни о чем. Но все же я отказался. Мы дошли до западной части сада, более других скрытой в зелени и цветах. Здесь находилась белая беседка, по бокам которой вились плетистые розы. Такие же украшали и небольшую арку с качелями. Старые качели, на которых меня качала мама в далеком детстве. А было ли оно вообще, это детство? Или мне просто показалось…

— Мы с мамой любили это место больше иных. В беседке мы часто читали книги. А когда заходит солнце, в этой части сада все превращается в райские кущи: тени дают ему новые оттенки. И розы как будто пахнут по-особенному. — Произнес я и мигом устыдился.

Я не озвучивал подобные глупые, в чем-то романтичные и недостойные лорда мысли никому. Но Элеонора даже не обратила внимания, а лишь кивнула и посмотрела на солнце:

— Я бы хотела посмотреть. — Затем она заинтересованно посмотрела на арку.

Заметив это, я кивнул на качели:

— Садись.

— Это приказ? — Левая бровь девушки то ли игриво, то ли скептически приподнялась вверх.

— Предложение. — Я обогнул качели и взялся за витые толстые веревки. — Я покатаю тебя.

Девушка засомневалась, смотря то на меня, то на деревянное сидение. Можно подумать, даже детские качели представлялись ей рядом со мной, как капкан.

— Ты боишься? — Поинтересовался я с усмешкой. Безусловно, я просто дразнил ее, но отчего-то мне важно было знать действительный ответ на этот вопрос.

Девушка ожидаемо вздернула свой нос:

— Вот еще. — Фыркнула рыжая и уселась спиной ко мне, обхватив руками веревки.

— Если будет слишком высоко — кричи. — Прошептал я ей на ухо.

Я толкнул качели от себя, сначала легко. Когда качели вернулись, я приложил больше силы, заставляя девушку взмыть в воздух. Ее босые ноги приподнялись, а многослойная юбка темно-синего цвета разметалась. Элеонора захохотала, звонко, искренне.

— И это все? — Услышал я ее звонкий голос.

В этот раз мне пришлось отойти на пару шагов, чтобы схватиться за сидение и снова отправить девушку в небо. Она смеялась и смеялась, эти звуки шли из груди, сердца, души. Так ли я смеялся, когда мама катала меня? У нее были слабые руки, но она все равно это делала, чтобы слушать мой смех.

Я резко вцепился в ручки качелей, заставляя их остановиться. Смех оборвался.

— Ты чего? — Элеонора чуть повернула голову, силясь посмотреть назад.

— Не оборачивайся. — Прорычал я.

Девушка замерла. Я уткнулся лбом в ее затылок, в мягкие волосы. Мои руки спустились по веревкам к ее рукам, крепко вцепившимся в ее канаты качели. Я нежно обхватил тонкие кисти рук девушки, ощущая их тепло, нет, пламя. Они были такие горячие.

Я сделал глубокий вдох.

У меня было ощущение, что я всю жизнь задыхался. Задыхался не просто от нехватки кислорода, а от того что я бежал. Стремился достичь чего-то, вовсе мне не нужного. А когда Элеонора появилась в моей жизни, я наконец остановился. Я вдохнул воздух полной грудью, оглянулся на все, мимо чего успел пробежать, не заметив всю красоту мира, жизни. На все эти напрасно потраченные годы. Она стала моим воздухом. Моей надеждой.

— Что же ты со мной делаешь, Элеонора МакАртур… — Прошептал я в ее рыжие волосы, касаясь их губами.

Ее голова чуть двинулась. Повернись она сейчас, и мои губы коснулись бы ее щеки. Ее нежной кожи, ее веснушек. От Элеоноры всегда исходил свет и какой-то особенный жар. Кажется, будто ее смуглая кожа впитывает в себя солнечные лучи. Мне становилось хуже. Я не верил в существование души, пока не почувствовал с какой силой она может болеть.

Я отстранился. Надо было принимать решение, и я знал единственно-верное. Элеонор не место рядом со мной. Но пока… Пока что…

Я удалился, не желая показывать девушке свое лицо. Но этим вечером я снова вернулся в сад, чтобы набрать букет самых красивых роз. Для нее.

Элеонора

В последнее время хозяина поместья окружала меланхолия и безразличие. Опять. Он даже не пытался подколоть меня. Создалось впечатление, что из очередной поездки в Сантониум вернулся совсем иной человек. И знаете что? Он мне не нравился. Я с ужасом поняла, что: