Флибустьер

Слухи о дерзости испанцев подтвердились в конце зимы. Эти наглецы возмутились постоянными нападениями французских флибустьеров на их корабли и решили защититься, для чего объявили войну. Зима, кстати, была очень холодная, особенно январь и февраль. Такое впечатление, что теплый Гольфстрим отвернулся от Европы, потек куда-то в другую сторону. Даже на Луаре появился ледяной припой. По свидетельству шкипера, купившего у меня тендер, на Темзе лед был такой толстый, что по нему, не боясь, ездили наполненные под завязку арбы, и во время ледохода несколько судов было раздавлено и затонуло.

Войну объявили до того, как я начал закупать товары для следующего рейса. Ассортимент пришлось немного изменить. Я закупил две дюжины фальконетов одно- и трехдюймовых, так любимых флибустьерами за возможность стрелять из них с баркаса или катера, и большие партии мушкетов, пистолетов, кутлассов, палашей, свинца и пороха. Вообще-то, каждое судно, следующее во французские колонии в Вест-Индии, должно привезти туда не меньше шести стволов огнестрельного оружия, десять фунтов свинца и бочонок пороха, а во время войны это еще и самый ходовой товар. Сверху нагрузил всякую всячину для женщин, в основном ткани и наряды. У женщин своя война, в которой, как они считают, побеждает та, которая лучше одета, а мужчины считают, что та, которая лучше раздета.

Я не стал получать в Нанте корсарский патент. В нем оговаривается порт, в который надо приводить захваченное судно. Каждый губернатор желает иметь свою долю с приза. Ладно, если захвачу в Бискайском заливе, а если по ту сторону Атлантического океана? Поэтому, встретив по пути к Эспаньоле нескольок испанских судов, не стал их трогать, хотя команда попыталась роптать. Я увеличил экипаж до полутора сотен человек, большую часть которых собирался оставить в колониях после того, как отслужат переезд. Огни были согласны. Сейчас за переправку в колонии придется отработать за еду пять лет у того, кто заплатит за твой проезд. Я предложил оплатить из добычи, если таковая будет, или продам их на аукционе в рабство на пять лет. Желающих было, хоть отбавляй. Особенно среди гугенотов. Среди них ходят слухи, что скоро королевским указом всех гугенотов заставят переходить в католичество или уматывать из страны. Во Франции, как и в любой цивилизованной стране, слухи всегда становятся былью, потому что цивилизация — это тоже слух.

Губернатором Сент-Доминго был Франсуа Депардье де Франкене. Раньше он был лейтенантом короля — так называли заместителя губернатора, как выразились бы в двадцать первом веке, по «силовому» блоку, подменял барона Жана де Пуансе в позапрошлом году, когда тот плавал во Францию. Месяц назад барон приказал долго жить, и лейтенант короля опять стал временным губернатором западной части Эспаньолы. Ему было немного за тридцать. Высокого роста, худощавый. Лицо туповатого исполнителя. Я еще подумал, что Жерар Депардье мог бы сыграть Франсуа Депардье де Франкене, почти не гримируясь, если бы был в три раза худее. Одет скромнее своего предшественника, если не считать золотой перстень с большим алмазом, как ни странно, не фальшивым. Злые языки утверждают, что это подарок жены богатого плантатора, имя которого умалчивают, чтобы посмеиваться над всеми богатыми плантаторами, даже овдовевшими. Новый губернатор уже знал о начале войны с Испанией, хотя я был уверен, что на своем быстроходном судне первым привезу эту весть.

— Теперь у нас развязаны руки! — радостно потирая большие руки, произнес он. — Сейчас Лорен де Графф собирает флот для нападения на Веракрус. Не желаешь присоединиться к нему?

— С удовольствием! Особенно, если дадите комиссию, — ответил я.

В колониях давали не корсарский патент, а так называемую комиссию — документ, гласивший, что, соблюдая правила войны, обладатель его может нападать на любое судно, торговое или военное, и поселение, принадлежащие стране, с которой Франция ведет войну, а добычу обязан сбывать в указанном порту, в данном случае в Пор-де-Пе. Видимо, делалось так для того, чтобы при возникновении какой-нибудь щекотливой ситуации можно было списать действия пирата на самоуправство колониального губернатора. Последних это не пугало, потому что имели свою долю, прямую и косвенную, с каждого приза.

— За каждого раба доплата капитану восемь экю, — сообщил напоследок новый губернатор и объяснил причину своей жадности: — Рабов на острове стало слишком много, цены упали.

У меня была противоположная информация, но спорить не стал. Скорее всего, Франсуа де Франкене понимал, что недолго задержится на этом посту, поэтому хотел хапануть, как можно больше.