Флибустьеры

— Гм! — рассуждал он сам с собой. — Этот бандит говорил правду, он знает меня, а я не могу найти его. Слава Богу! Вот и настоящая, неподдельная ненависть ко мне! Ба-а! — прибавил он после некоторого раздумья. — Что за важность! я чувствую себя очень счастливым, мне как раз не хватало врага! Честное слово, этот молодец подоспел очень кстати. Но если бы даже сам ад ополчился на меня, клянусь, и это не заставило бы меня отказаться от руки доньи Аниты.

В это время он подошел к дверям пулькерии и постучался.

Нетерпеливый по своему характеру и к тому же опечаленный постигшей его неудачей и выдержанной им борьбой, граф готовился уже совсем привести в исполнение свою угрозу — сорвать дверь с петель, как вдруг она отворилась.

— Чтоб вам всем провалиться к черту! — закричал он с крайним раздражением. — Вы позволяете убивать людей перед вашими дверьми и пальцем не шевельнете, чтобы прийти к ним на помощь!

— Ого! — воскликнул вдруг заволновавшийся содержатель пулькерии. — Разве кого-нибудь убили?

— Слава Богу, никого, но я был сейчас на волосок от смерти.

— О! — небрежно ответил пулькеро. — Если на всякий крик о помощи выскакивать ночью на улицу, то это надо совсем ночей не спать, а кроме того, это и опасно — еще ввяжешься в какое-нибудь подсудное дело.

Граф надменно пожал плечами и вошел в дом, ведя за собой лошадь. Дверь тотчас же затворилась.

Граф де Лорайль не знал мексиканского обычая, что тот, кто находил труп или возбуждал дело против убийцы в качестве частного обвинителя, нес на себе и все судебные издержки, которые были довольно велики, иск же ни в коем случае не мог, разумеется, принести ни малейшей пользы убитому.

Во всех мексиканских провинциях все были так глубоко убеждены в истине того, что мы сейчас сказали, что все свидетели убийства обыкновенно разбегались, не думая об оказании какой-либо помощи жертве. В случае, если смерть медлила прийти, чтобы прекратить страдания раненого и изувеченного, он испытывал самые жестокие муки, не надеясь, что кто-либо решится облегчить их. Горе сострадательному прохожему, который помог бы ему, а раненый на его руках умер!

В Соноре поступают еще бесчеловечнее: как только начинается драка с оружием и человек падает, все двери наглухо запираются.

ГЛАВА VIII. Отъезд

Как объявил дон Сильва де Торрес, что они поедут с рассветом солнца, так оно и вышло.

В Мексике, а особенно в Соноре, где дорог нет совершенно, способ путешествовать не похож на тот, к которому мы привыкли в Европе.

В Мексике нет ни почтовых экипажей, ни станций. Единственный способ передвижения — путешествие верхом.

Путешествие, которое может продлиться всего несколько дней, вызывает массу сборов и хлопот. Необходимо все везти с собой, так как в дороге раздобыть ничего нельзя. Постели, палатки, провизия и даже вода, особенно вода, должны быть запасены для путешествия и размещены во вьюках на мулах. Если отнестись легкомысленно к подобному путешествию, то надо быть готовым спать на голой земле, рискуя в то же время умереть от голода и жажды.

Кроме того, следует иметь при себе достаточно сильный конвой, хорошо вооруженный, для защиты от диких зверей, индейцев и в особенности от грабителей, которыми кишат все мексиканские дороги из-за господствующей в этой несчастной стране анархии.

Поэтому вполне понятно желание дона Сильвы пораньше выбраться из города, чтобы засветло отъехать подальше.

Патио его дома уподобился в это раннее утро постоялому двору. Пятнадцать навьюченных мулов стояли, ожидая отправления. Готовили паланкин, в котором должна была ехать донья Анита.

Сорок оседланных лошадей были привязаны к кольцам в стене дома. Пеон держал под уздцы великолепного жеребца, предназначенного для дона Сильвы. Он ржал, бил копытом, раздувал ноздри и нетерпеливо грыз серебряную уздечку.

Во дворе стоял гул от криков, смеха, ржания.

На улице собралась толпа, в гуще которой стояли и Кукарес с доном Марсиалем, вернувшиеся из своей поездки в Ранчо. Люди с недоумением смотрели, не понимая, какая причина заставила дона Сильву предпринять путешествие в такое раннее время года, когда жить в сельской местности так неудобно.

Отовсюду доносились замечания и предположения относительно цели такого странного путешествия.

Среди собравшихся, привлеченных любопытством, находился один, очевидно, индеец, который, небрежно прислонившись к стене противоположного дома, не спускал глаз с дверей дома дона Сильвы и внимательно следил за всеми действиями его многочисленной прислуги.

Этот человек, еще очень молодой, был похож на индейца племени яки, но внимательный наблюдатель мог заметить иное. Широкий лоб, блестящие глаза, которые он, очевидно, нарочно сейчас щурил, надменный рот, какое-то изящество сильных, мускулистых, словно из бронзы изваянных членов, что-то смелое, решительное, независимое во всей фигуре заинтересовавшего нас человека говорили, что он скорее принадлежит к гордым команчам или свирепым апачам, чем к глупым яки. Но в настоящую минуту в толпе никто и не думал заниматься индейцем, да и сам он старался не привлекать к себе внимания.