Флибустьеры

С минуты на минуту ожидая взрыва, Басилио бросился прочь от этого проклятого места. Однако ноги не повиновались ему, он спотыкался о камни, встречные прохожие заступали ему путь, ему показалось, что на какие-нибудь двадцать шагов он потратил не менее пяти минут. Вдруг он увидел Исагани: тот стоял неподалеку от дома, где происходило торжество, и не отрываясь смотрел на окна.

- Что ты тут делаешь? - вскричал Басилио. - Идем со мной.

Исагани рассеянно взглянул на него, грустно улыбнулся, покачал головой & через открытую балконную дверь он видел Паулиту, которая, томно опираясь на руку жениха, проходила в эту минуту по зале.

- Идем, Исагани! Прочь от этого дома! Слышишь? - говорил Басилио, схватив друга за руку.

Исагани мягко отстранил его, все с той же печальной улыбкой глядя на дом.

- Умоляю тебя, бежим!

- Зачем мне бежать? Ведь завтра ее уже не будет!

В его голосе звучала такая боль, что Басилио на миг позабыл о своем страхе.

- Ты что, хочешь умереть? - спросил он.

Исагани не ответил.

Басилио опять попытался увести его.

- Исагани, слушай, Исагани, время дорого! Этот дом заминирован, он может в любую секунду взлететь в воздух из-за чьей-нибудь неосторожности, любопытства... Слышишь? Все, кто находится в доме и поблизости, - погибнут!

- Погибнут? - повторил Исагани, как бы пытаясь вникнуть в смысл этого слова, но не отрывая глаз от балкона.

- Да, да, погибнут. Исагани, богом тебя заклинаю, идем! Я потом тебе все объясню. Ну, идем же! Человек еще более несчастный, чем ты и я, обрек их на. гибель...

Видишь, там, на террасе, горит свет, ярко, ровно, как электричество? Это смертоносный свет! Лампа начинена динамитом, она стоит в заминированной беседке... Она взорвется, и ни одна крыса не уцелеет! Бежим!

- Нет, - печально покачав головой, ответил Исагани. - Я останусь здесь, хочу увидеть ее в последний раз...

Завтра все будет кончено!

- Пусть же свершится судьба! - воскликнул Басилио и поспешно зашагал прочь.

Исагани поглядел вслед своему другу: так убегает человек, которого гонит смертельная опасность. И снова, как завороженный, он принялся смотреть на балконную дверь, подобно шиллеровскому рыцарю Тогенбургу *, который все ждал, что появится его возлюбленная. Зала теперь была пуста, гости разошлись ужинать в другие комнаты. Вдруг Исагани вспомнились слова Басилио, вспомнилось его искаженное страхом лицо. И в его сознании отчетливо зазвучали слова: "Лампа начинена динамитом... Она взорвется".

Значит, взорвется дом, в котором сейчас Паулита. Ужасная смерть ожидает ее...

И сейчас же ревность, оскорбленное самолюбие, тоска по утраченному счастью - все отступило, все забылось.

Одной любовью горело теперь благородное сердце юноши.

Не думая об опасности, Исагани бросился к дому; его решительный вид и хорошее платье помогли ему беспрепятственно пройти внутрь.

А пока на улице происходила эта короткая сцена, за столом верховных богов передавали из рук в руки клочок пергамента, на котором красными чернилами были написаны зловещие слова:

" Мане, Текел, Фарес*.

Хуан Крисостомо Ибарра"

- Хуан Крисостомо Ибарра? Кто это? - спросил его превосходительство, передавая записку соседу.

- Какая непристойная шутка! - возмутился дон Кустодио. - Подписываться именем флибустьера, который уже более десяти лет как убит!

- Флибустьера!

- Шутка бунтовщика!

- При дамах...

Отец Ирене взглядом искал шутника; вдруг он заметил, что отец Сальви, сидевший справа от графини, побелел как полотно, глаза его в ужасе расширились - взгляд был прикован к таинственной подписи. И отцу Ирене пришел на память аттракцион с говорящей головой.

- Что, отец Сальви? - спросил он. - Узнаете руку своего друга?

Отец Сальви беззвучно пошевелил губами и, не отдавая себе отчета в том, что делает, отер лоб салфеткой.

- Ваше преподобие, что с вами?

- Это его почерк, - еле внятно пробормотал отец Сальви, - почерк Ибарры!

В изнеможении он откинулся на спинку стула, руки его бессильно повисли.

Все молча переглянулись, на лицах было уже не беспокойство, а явный страх. Его превосходительство хотел встать из-за стола, но, подумав, что это сочтут трусостью, остался сидеть. Стараясь не выдать волнения, он время от времени оглядывался: солдат поблизости не было, слуг он видел впервые.

- Продолжим ужин, господа! - возгласил он. - Не надо придавать значения глупой шутке.

Но голос его дрожал, и все встревожились еще больше.

- Надеюсь, это "Мане, Текел, Фарес" не означает, что нас нынче вечером собираются убить? - промямлил дон Кустодио.

Все оцепенели.

- Правда, нас могут отравить...

У гостей попадали из рук вилки и ножи.

Свет лампы между тем стал постепенно слабеть.

- Лампа гаснет, - обеспокоенно заметил генерал. - Отец Ирене, прошу вас, подкрутите фитиль!

В этот миг в беседку, как вихрь, ворвался какой-то человек, опрокинул стул, оттолкнул слугу, схватил лампу, выбежал с ней на террасу и, размахнувшись, швырнул се в реку. Это заняло не больше пяти секунд, от изумления все потеряли дар речи. Беседка погрузилась во мрак.

Только когда лампа уже очутилась в воде, слуги завопили: "Держи вора!" - и тоже ринулись на террасу.