Читаем Флибустьеры полностью

Какими жалкими казались ему пешеходы, которые одиноко спешили домой и робко сторонились, чтобы пропустить быстро мчавшийся экипаж! Во все время пути вдоль берега по бульвару Сабана, по мосту Испании юноша не видел ничего, кроме нежного профиля с изящно зачесанными волосами, гибкой шейки, утопавшей в прозрачной пинье. Бриллиант на мочке крошечного уха Паулиты мерцал, как звезда в серебристых облаках. Будто издалека, Исагани слышал, что его спрашивают о доне Тибурсио де Эспаданья, говорят о Хуанито Пелаэсе, но слова спутниц доносились до него как отзвуки дальних колоколов, как неясные голоса, которые слышишь сквозь сон.

Когда экипаж въехал на площадь Санта-Крус, дамам пришлось напомнить Исагани, что он уже у своего дома.

XXV

СМЕХ И СЛЕЗЫ

В этот вечер зала "Первоклассной китайской панситерии" имела необычный вид.

Четырнадцать юношей с крупнейших островов архипелага - среди них и чистокровные индейцы (если таковые существуют), и испанец с Полуострова - собрались здесь, дабы, по совету отца Ирене, отпраздновать решение об Академии испанского языка. Они заняли все столики, приказали поярче осветить залу и прилепили на стене рядом с китайскими пейзажами и какемоно полосу бумаги с такой надписью: "Слава в вышних хитроумному Кустодио, и на земле пансит человекам доброй воли" [Пародируются строки из Евангелия от Луки:

"Слава в вышних богу, и на земле мир, в человеках благоволепие" (II,

14)].

В стране, где всякую шутку надо прятать под маской серьезности, где ничтожества взлетают вверх, как шары, наполненные дымом или нагретым воздухом, где глубокое, искреннее чувство только ранит сердце и приносит беду, этот способ чествовать знаменитого дона Кустодио и его блестящую идею был, пожалуй, наилучшим. Обманутые отвечали на коварство взрывом хохота, на пилюлю, поднесенную властями, - блюдом пансита, и не только этим!

Они смеялись, шутили, но веселье было натянутым, в голосах дрожало негодование, глаза сверкали недобрым огоньком, а у некоторых даже поблескивали слезы. И все же эти юноши были несправедливы! Не впервые такая участь постигала самые прекрасные замыслы, не впервые надежды мечтателей обманывали пышными словами и ничтожными делами. О, у дона Кустодио было много, очень много предшественников!

Посреди залы, под красными фонарями, стояли четыре круглых стола с деревянными круглыми табуретками. На каждом столе - четыре цветные тарелочки, на которых лежало по четыре пирожных, и четыре красные фарфоровые чашечки для чая. Возле каждого прибора красовались бутылка вина и два сверкающих хрустальных бокала.

Сандоваль, которому все здесь было в новинку, ходил по зале, рассматривал картинки на стенах, пробовал пирожные, перечитывал меню. Остальные обсуждали последние новости: французскую оперетту и загадочную болезнь Симоуна, который, по словам одних, был кем-то ранен на улице, а по словам других, пытался покончить с собой.

И то и другое выглядело вполне правдоподобно, и догадкам не было конца. Тадео, ссылаясь на верные источники, утверждал, что на Симоуна напал какой-то незнакомец на старой площади Бивак; причиной нападения была месть; потому-де Симоун и отказался дать какие-либо объяснения. Тут заговорили о случаях тайной мести и, естественно, о кознях монахов: каждый вспоминал деяния священника своего прихода.

Одну из стен залы украшало четверостишие, написанное крупными черными буквами:

Хозяин с глубоким почтением Просит гостей Не бросать бумажек и костей На стулья и на пол его заведения.

- Восхитительное объявление! - воскликнул Сандоваль. - Не иначе как одобрено жандармами! А стихи-то, стихи! Настоящий дон Тибурсио - две ноги, одна короче другой, а по бокам два костыля! Увидит эти стихи Исагани преподнесет своей будущей тетушке!

- А вот и я! - раздался в дверях голос.

И сияющий от счастья юноша вошел в залу, а за ним два полуголых китайца с огромными подносами, на которых аппетитно дымились блюда. Послышались веселые приветствия.

Не явился только Хуанито Пелаэс, но было уже поздно, и решили усаживаться. Хуанито, как всегда, опаздывал.

~ Надо было вместо него пригласить Басилио, - сказал Тадео. - То-то бы повеселились! Мы бы его подпоили и выведали кой-какие секреты.

- Как? У благоразумного Басилио есть секреты?

- Ого, и еще какие! - ответил Тадео. - Он один знает разгадку некоторых таинственных историй... например, об исчезнувшем мальчике, о монахине...

- Господа, пансит ланг-ланг - это есть суп, по преимуществу! возгласил Макараиг, - Как вы, Сандоваль, сейчас убедитесь, он состоит из грибов, лангустов или раков, яичной лапши, курятины и бог весть чего еще. Предлагаю в виде десятины поднести дону Кустодио кости, пусть сочинит о них проект!

Речь Макараига встретили дружным хохотом.

- Если бы он только знал...

- Бегом бы примчался! - закончил Сандоваль. - А суп отменный. Как бишь он называется?

- Пансит ланг-ланг, то есть китайский пансит, в отличие от местного, филиппинского.

- Ба, такое и не упомнишь. В честь дона Кустодпо предлагаю окрестить его "суп в проекте"!

Новое наименование было принято.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия