Флибустьеры против пиратов Карибского моря

Раздался всеобщий смех. Именно в этот момент, как никогда, проявилась одна из самых сильных черт Франсуа – упрямство. Я видел, как вспухали вены на его лице и как сжимались кулаки, когда кто-то утверждал, что он не прав. В эти минуты на его лице появлялась та кривая, презрительная усмешка, которую я потом видел не раз в самых отчаянных ситуациях. У меня не было и нет сомнений, что Франсуа презирал опасность и смерть, хотя специально и не шел на них. Это упрямство делало его таким. Он хотел во что бы то ни стало доказать, что только он один может то, чего не могут все остальные. Однако Франсуа пришел в себя, посмотрел по сторонам, увидел, что множество глаз устремлено на него и множество ушей хочет узнать, где же можно высадиться с севера, и громко сказал:

– Нет, мессир, я не предлагаю нападать с севера. Но я знаю место с юга, где удобно высадиться.

– Тогда приходи завтра утром ко мне и расскажи.

С этими словами гордый кавалер де Фонтене развернулся на каблуках и, элегантно опираясь на дорогую трость, ушел в сопровождении своих офицеров в трактир под названием «Дубовая бочка», где было немного уютнее, поэтому дороже, и где любили собираться сливки общества, если такие вообще водились на Сан-Доминго.

Мы же с Франсуа остались в «Вонючем клопе», где после ухода Фонтене поднялся обычный гвалт, поскольку, как мы поняли, общество уже не один день обсуждало шансы захвата Тортуги. Мы заказали тафии, нашли свободное место и обосновались, чтобы хорошо закончить вечер.

За нашим столом оказался один человек, который уже порядочно принял и рассказывал, как он участвовал в нападении на Тортугу еще при губернаторе Левассёре, когда тот изгнал с нее проклятых англичан. Солнце уже почти зашло, и сумерки, столь мимолетные в южных широтах, уже вот-вот готовы были смениться полной темнотой, поэтому хозяин заведения приказал разжечь несколько костров и поставить коптилки на столы. Стало немного светлее, и я разглядел рядом с нами постоянно смеющегося громилу необычного вида. Его голова была полностью выбрита, лишь на макушке оставлен длинный клок волос, который спускался аж до плеч.

– Турок! Ты, что ли? – вдруг закричал Франсуа.

– А это ты, недомерок?! – последовал ответ.

– Рад тебя видеть, старина, – продолжал Франсуа. – Ну что, идешь с нами на Тортугу? Я уж думал, что ты уплыл во Францию.

– Нет, браток, старый Тарас решил навсегда тут остаться. Знаешь, как у нас в песне поется: «Не нужен мне берег турецкий, и Франция мне не нужна».

– И это правильно. Где еще на свете можно так весело отпраздновать закат солнца, как у нас на Сан-Доминго?

– Эх, было бы чем праздновать. Французы же хиляки, выпить – и то как следует не умеют. То ли дело у нас…

– Не хочешь ли ты продолжить наше пари?

– Я-то с удовольствием, тем более что уже поразмялся кувшином какой-то кислятины.

Тут настало всеобщее оживление. Кое-кто из старожил вспомнил о предыдущем состязании и, привлекая внимание других, подошел поближе к нашему столу.

– Ну, Турок, держись, – сказал Франсуа. – На этот раз ты уже готов, а я еще как стеклышко.

– Не говори гоп, пока не перепьешь, – ответил тот, кого называли Турком.

– Хозяин! – закричал Франсуа. – Подать нам две бутылки тафии.

Приказ был молниеносно исполнен. Франсуа и турок взяли по бутылке и вышли на центр круга, который под открытым небом сразу же образовали остальные посетители кабачка.

– Ну что? Кто быстрее? – сказал с ухмылкой Франсуа.

– Смотри, не захлебнись, недомерок, – ответил громила.

– Пьер, давай последний отсчет, – сказал Франсуа, встав на изготовку.

Я скомандовал: товсь, внимание, пшли! И оба в свете костров и факелов, запрокинув головы и открыв рты, стали заливать обжигающий напиток себе в горло, судорожно глотая. Трудно было сказать, кто именно победил, поскольку через некоторое время оба соперника одновременно, отбросив бутылки в сторону, подняли руку вверх. Особо ретивые арбитры из публики проверили бутылки на наличие остатков, но там действительно ничего не было.

– Ну что, Турок проклятый, обогнал меня? – первым перевел дыхание Франсуа. – Будешь знать французов!

– Якорь тебе в глотку! Я же был первым, – завопил Турок. – Все видели – моя бутылка упала на землю быстрее!

– Зато в ней ром остался, – закричали из публики.

– Это кто тут против казаков?! Выходи, басурмане, враз порубаю в капусту!

Толпа приутихла, ничего не поняв из зычного крика на чужом языке, но видя, как гигант выхватил из ножен кривую саблю, стало более понятно, чем все слова на всех языках, вместе взятые. Многие знали, что с этим шутить опасно.

– Все было по-честному, – поспешил я вмешаться в назревавшее братоубийство. – Оба закончили одновременно, оба победили. Мир, дружба, бананы!

Толпа радостно зашумела, поскольку никто не хотел кровопролития и все были счастливы, что конфликт сходит на нет.

– Тебе бы потренироваться на нашей горилке, – сказал Турок, опуская свою лапищу на плечо моего друга.

– Что такое «горилка»?

– Это наш национальный украинский напиток, который вашей поганой тафии сто очков вперед даст.