Читаем Флибустьеры (с илл.) полностью

Такой напасти он никак не ожидал! Он смутно сознавал, что монахам нельзя уступать даже в самых безобидных вещах, они из любого пустяка извлекут выгоду, о чем свидетельствуют их поместья и приходы. Ангел-хранитель подсказывал ему вступить на путь отрицания и не ввязываться в дискуссию. На языке уже вертелось гордое «Nego!»[92]. Кто отрицает, ни к чему себя не обязывает, — сказал ему как-то один судейский чиновник. Но толстяка погубила дурная привычка не прислушиваться к голосу разума, не надеяться на собственные силы, а искать помощи у других. Товарищи, особенно Хуанито Пелаэс, знаками показывали ему, чтобы он согласился с отцом Мильоном, и, повинуясь злому року, он пролепетал едва слышно: «Соглашаюсь, преподобный отец», будто говоря: «In manus tuas commendo spiritum meum»[93].

— Concede antecedentem,[94] — поправил, коварно усмехнувшись, преподаватель. — Ergo, я могу соскрести со стеклянного зеркала ртуть, заменить ее слоем бибинки, и все равно это будет зеркало, да? Так или не так?

Юноша взглянул на подсказчиков, но они растерянно молчали, и на его лице изобразился горестный упрек. «Deus meus, Deus meus, quare dereliquiste me,»[95] — молили его скорбные глаза, а губы шептали: «Дьявол!» Он покашливал, теребил манишку, переступал с ноги на ногу — все было тщетно, в голову ничего не приходило.

— Так что же у нас получится? — повторил преподаватель, наслаждаясь произведенным эффектом.

— Бибинка, — шептал Хуанито Пелаэс, — будет бибинка!

— Замолчи, дурень! — в отчаянии крикнул наконец толстяк, готовый полезть в драку, только бы прекратить эту пытку.

— А ты, Хуанито? Может, ты ответишь на вопрос? — обратился преподаватель к Пелаэсу.

Пелаэс, один из любимчиков, медленно поднялся, толкнув локтем в бок Пласидо Пенитенте, который был следующим по списку. Этот толчок означал: «Внимание, подсказывай!»

— Nego consequentiam[96], преподобный отец! — решительно выпалил он.

— Вот как! А я probo consequentiam[97]. Per te, полированная поверхность составляет сущность зеркала…

— Nego suppositum[98], — перебил Хуанито, чувствуя, что Пласидо дергает его за полу куртки.

— Но как же? Per te…

— Nego!

— Ergo, ты утверждаешь, что сущностью зеркала является его субстанция?

— Nego! — выкрикнул Хуанито еще задорней, Пласидо опять дернул его за полу.

Хуанито, или, вернее, подсказывавший ему Пласидо, сам того не сознавая, применял тактику китайцев: не впускать ни единого чужеземца, чтобы Китай не завоевали.

— Итак, на чем же мы остановились? — потерял было нить отец Мильон, и с досадой воззрился на непримиримого ученика. — Да, мы остановились на том, влияет или не влияет на поверхность вещество, ограниченное этой поверхностью?

Этот четкий, ясный вопрос, смахивавший на ультиматум, поставил Хуанито в тупик. Куртка тоже не помогала.

Напрасно он делал знаки Пласидо — тот был озадачен не меньше его самого. Но тут внимание отца Мильона привлек студент, украдкой стаскивавший с ног чересчур тесные ботинки; Хуанито воспользовался этим и посильнее наступил на ногу Пласидо.

— Подсказывай, ну же! — прошипел он.

— Ах, скотина! — вырвалось у Пласидо; он с яростью взглянул на Хуанито и потянулся к своим лакированным ботинкам.

Преподаватель услышал возглас, взглянул на обоих и всё понял.

— Эй ты, всезнайка! — обратился он к Пласидо. — Я ведь не тебя спрашиваю. Но раз уж ты берешься спасать других, спаси прежде самого себя — salva te ipsum, и разреши наше затруднение.

Хуанито был очень рад и в благодарность показал своему приятелю язык. Тот, весь красный от стыда, встал и забормотал что-то в оправдание.

Отец Мильон минуту смотрел на него, как смотрит обжора на лакомое блюдо. Как приятно будет унизить и высмеять этого мальчишку, этого франта с высоко поднятой головой и спокойным взглядом! Истинно христианское дело! И благодетель-доминиканец приступил к нему со всей серьезностью, медленно повторяя вопрос:

— В книге сказано, что металлические зеркала состоят из латуни или иных сплавов различных металлов. Верно это или нет?

— Так сказано в книге, ваше преподобие…

— Liber dixit ergo ita est[99]; ты, конечно, не станешь утверждать, что знаешь больше, чем книга… Дальше там говорится, что стеклянные зеркала состоят из стеклянной пластины, обе стороны которой гладко отшлифованы и на одну из них наложена оловянная амальгама, nota bene[100], оловянная амальгама. Верно это?

— Раз это сказано в книге…

— Олово — металл?

— Кажется, да, преподобный отец; так сказано в книге…

— Конечно, металл, а слово «амальгама» указывает на то, что к олову добавлена ртуть, тоже металл. Ergo, стеклянное зеркало является металлическим зеркалом, ergo, термины разделения смешаны, ergo, классификация неверна, ergo… Ну-с, как ты объяснишь это, ты, подсказчик?

С неописуемым наслаждением он делал упор на всех «ergo» и «ты», да еще подмигивал, точно говорил: «попался!»

— Это… это значит, что… — лепетал Пласидо.

— Это значит, что ты не понял урока, безмозглый ты балбес, а еще с подсказкой полез!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее