Флибустьеры (с илл.)

— Моя получай? Васа нисего не знай, нисего! Калта игилай, никогда не плати! Халасо васа консул имей, заставляй плати, моя консул не имей…

Симоун задумался.

— Послушайте, Кирога, — немного помолчав, сказал он, — я берусь получить деньги с тех офицеров и моряков, которые вам должны, только дайте мне их расписки.

Кирога опять застонал: ему никогда не оставляли расписок.

— Если придут к вам просить денег, посылайте ко мне, я выручу вас.

Кирога рассыпался в благодарностях, но вдруг вспомнил о браслетах и снова заныл:

— Полостой килистьянка больсе стыд!

— Карамба! — вздохнул Симоун, искоса глядя на китайца, словно изучая его. — А мне-то как раз нужны деньги, и я надеялся, что вы заплатите за браслеты. Но все можно уладить, я не хотел бы, чтобы вы обанкротились из-за такой безделицы. Окажите мне одну услугу, и я вам скощу две тысячи из вашего должка. Вы, я знаю, получаете через таможню все, что захотите, лампы, кандалы, посуду, медь, мексиканские песо. А оружие монастырям поставляете?

Китаец утвердительно кивнул: да, только взяток надо много давать.

— Моя все-все делай для святой отес!

— Так вот, — вполголоса сказал Симоун, — мне надо, чтобы вы взяли к себе несколько ящиков с ружьями; они прибыли сегодня вечером, и я прошу вас спрятать их у себя на складе. Дома у меня все не помещаются.

Кирога всполошился.

— Не тревожьтесь, никакой опасности для вас нет. Эти ружья подбросят потом в разные дома и сделают обыск. Кое-кто окажется в тюрьме, а мы с вами заработаем, похлопотав об освобождении арестованных. Вы меня поняли?

Кирога колебался, оружие внушало ему страх. Правда, в столе у него лежал незаряженный револьвер, но китаец притрагивался к нему не иначе как зажмурив глаза и отвернув лицо.

— Если вы боитесь, я попрошу кого-нибудь другого, но тогда мне потребуются мои девять тысяч — придется подмазать, чтобы смотрели сквозь пальцы.

— Халасо, халасо! — согласился наконец Кирога. — Толико хватай много-много, да? И обыска делай, да?

Вернувшись в залу, Кирога и Симоун застали там отужинавших гостей за оживленной беседой: шампанское подействовало возбуждающе, и языки развязались.

В одной группе, состоявшей главным образом из чиновников, к которым присоединились несколько дам и дон Кустодио, речь шла о посланной в Индию комиссии для изучения солдатской обуви.

— А кто в этой комиссии? — спросила пожилая дама.

— Полковник, два офицера и племянник его превосходительства.

— Всего четыре человека? — удивился один из чиновников. — Хороша комиссия! А если их мнения разойдутся, что тогда? Дело-то они хоть знают?

— Вот и я об этом подумал, — поддержал другой. — Я говорил, чтобы послали хоть одного штатского, не имеющего касательства к армии. Лучше всего сапожника…

— Вы совершенно правы, — заметил поставщик обуви, — но нельзя же послать индейца или китайца, а единственный наш сапожник с Полуострова потребовал такое жалованье, что…

— Вообще, зачем это нужно — изучать обувь? — перебила их пожилая дама. — Не для испанских же артиллеристов! А индейцы могут и босиком ходить, как в своих деревнях.

— Вот именно! И казне расходу меньше! — добавила недовольная своей пенсией вдова.

— Но посудите сами, — вмешался приятель командированных в Индию офицеров, — ведь не все же индейцы ходят в деревне босиком. И одно дело ходить босиком у себя дома, а другое — на военной службе: тут не смотрят ни на дорогу, ни на усталость, ни на время. А солнце, доложу я вам, сударыня, в полдень так палит, что на земле можно хлеб печь. Вот и помаршируйте босиком по пескам да по камням, когда над вами солнце, под вами огонь, а впереди пули…

— Человек ко всему привыкает!

— Да, как осел, которого приучали не есть! В нынешней кампании наши потери вызваны главным образом тем, что солдаты сбивают себе ноги… Точь-в-точь история с ослом, сударыня.

— Но, молодой человек, — возразила вдова, — подумайте, во что обойдутся эти башмаки. Можно было бы назначить пенсию многим сиротам и вдовам, тогда бы возрос престиж правительства! Не улыбайтесь, я не о себе говорю, я — то получаю пенсию, правда, небольшую, очень небольшую сравнительно с заслугами моего покойного мужа, я говорю о тех вдовах, которые влачат жалкое существование. Разве справедливо, что после стольких хлопот о переезде, после опасного путешествия по морю они в конце концов умирают здесь с голоду?.. Может, вы и правду говорите о солдатах, но я вот живу здесь уже больше трех лет и не видала ни одного хромого солдата.

— Вполне с вами согласна, сударыня, — сказала ее соседка. — К чему им башмаки, если они родились босые?

— Тогда и рубашек не надо!

— И штанов тоже!

— Воображаю, сколько побед мы одержали бы с голой армией! — иронически подытожил защитник филиппинских солдат.