Алчный Стеценко тут же потянул руки за пистолетом. Да и черт с ним, я человек консервативный, доверяю вещам проверенным. Тем более — мой зам щедро отсыпал патронов.
— Рассказывай! — мне нужно было удостовериться в своих догадках прежде, чем начать действовать.
Стеценко полез за сигаретами, с житейским видом достал ту самую бензиновую зажигалку, прикурил и сказал:
— Он точно положил глаз на эту Раджави, наш Ваня.
По словам Стеценки, после того, как они с Царёвым встретились с Иной Раджави в ее доме и рассказали ей о потере начальства, Иван совсем поплыл. Вел себя весьма восторженно и глупо. И прошедшие три дня он был занят тем, что рассекал по долине Шемаха на "Ланчестере" с этой неординарной девушкой. И с тремя ее до зубов вооруженными охранниками. За поиски шефа — меня то есть — они взялись всерьез: почти объехали по периметру Гегамское море.
А потом Башир наконец достал Царёву искровой передатчик. Таковой ему приперли стражники — за какую-то очень неприличную сумму разрешили воспользоваться аппаратурой и даже разложили на крыше гостиницы антенну. Судя по описанию, это была протекторатская дивизионная рация — дальность действия ее определялась в пределах 250 верст.
Ванечка плотно насел на радиоключ и долбил аки дятел, сначала с видом весьма грозным и сосредоточенным, а потом — с печальным и задумчивым. А по итогу — снял наушники с улыбкой ангела на устах и сказал пару фраз в духе того, что теперь он свободен и осознал что главное — это не цель, а путь, и этот путь в Шемахань помог ему обрести себя и многое понять. И теперь он готов сосредоточиться на поисках шефа и светлом будущем, которое сейчас видится ему очень ясно. Из уст Стеценки это звучаало очень глумливо.
А потом Иван снова сел в роджавский "Ланчестер" и вместе с головорезами-охранниками и их обворожительной госпожой укатил дальше обыскивать долину. До тех самых пор, пока на острове Ахтамара не загремели взрывы.
— А почему они не наведались на сам остров? — спросил я.
— А нельзя на остров. Это Ина сразу сказала — мол, туда ни ногой. Погоди-ка, шеф!.. Ты что — был на острове? Черт тебя дери, я тут рыл носом в трущобах, не щадя живота своего днями и ночами напролет спаивал и скуривал местных хануриков...
Я только простонал в ответ что-то невразумительное, а Стеценко разразился площадной бранью. В общем, осмысливая ситуацию с Императором и его неожиданной союзницей, я был склонен считать, что в своей первичной оценке ситуации мой зам был прав — экспедиция в целом пошла к черту. Однако мне не хватало самой малости информации, чтобы или увериться в своей теории по поводу истинной сущности происходящих с нашим влюбчивым монархом событий, или опровергнуть удивительную гипотезу. И уже после этого можно будет гомерически расхохотаться и убедиться в существовании Божьего промысла, или разрыдаться — не менее гомерически, со стонами, посыпанием головы пеплом и всхлипами — и уйти в монастырь. Или отправиться добровольцем... Куда? На каком конце Империи сейчас воюют?
Хотя — в монастырь меня не пустит разлюбезная Лизавета Петровна, это я наверняка мог сказать. А добровольцем пойдешь — так она со мной отправится. Так что нет, не годятся эти оба варианта... Лучше бы мне не ошибаться.
— Стеценко, видишь типов, которые собрались вокруг дома? — спросил я.
— Вы думаете? — мой зам пошевелил пальцами, поудобнее пристраивая в ладони рукоять пистолета. — Тут сейчас все на взводе, только и ждут, чтобы вцепиться друг другу в глотки...
— Нет уж. Эти точно пришли с конкретной целью... Сейчас они... Вот! Началось! За мной!
Налетчики, вставая на плечи один другому и подтягивая товарищей руками, начали перелезать за стену особняка. Мы кубарем скатились с амбара и побежали по закоулку. Метров двадцать нас отделяло от заветной калитки, не больше...
— Бах! Бах! — стрелять Стеценко начал на бегу.
За что люблю стервеца — понятливый! Я не был таким хорошим стрелком, и потому открыл огонь с кинжальной дистанции, когда первые лиходеи уже падали, пораженные пулями моего зама и оглашали ночную тьму воплями. Они были вооружены какими-то дубинками, обмотанными тряпьем: явно хотели сработать тихо! А нам тишина была не нужна. Напротив, хотелось, чтобы выстрелы разбудили тех, кто был в доме, да и соседей тоже. Послышались крики и шум, который всё усиливался и разрастался.
Стеценко опустошил магазин за секунды — его жертвами стали молодчики у стены, которые выполняли роль живой лестницы. Они рухнули замертво, все впятером, один за другим, спровоцировав падение еще двоих, карабкавшихся на стену. Я же стрелял по типам в полосатых халатах, которые пытались вскрыть калитку. Как только грохот выстрелов стих, из общего шума и гама, который воцарился в ночном городе, стало возможным вычленить отдельные звуки. Определенно — билось стекло! А следом за этим раздавались глухие удары и сдавленные стоны.
— Дефенестрация, — сказал я, поминая Тревельяна, который любил такие заковыристые термины.
— Что? — Стеценко перезарядил пистолет и хладнокровно выпустил весь магазин в раненых налетчиков.