А вот эта разновидность бреда главенствует над всеми описанными выше: бред неузнавания себя в зеркале.
Человеку Зеркала, которого я назову Джорджем, уже за 80. Он женат, имеет двоих детей, дружелюбен и, сделав успешную карьеру в бизнесе, продолжает вместе с женой управлять рекламной фирмой. Господи, подумал я, увидев его, он ведь кажется совершенно нормальным. Неужели все то, что я о нем слышал, – правда? Скоро я узнаю, что это именно так.
Одна из коллег Колтирта, Нора Брин, включает камеру – и мы входим в комнату с зеркалом. Джордж стоит перед зеркалом, и Нора спрашивает его: «Кого вы видите в зеркале, Джордж?»
«Это он», – опасливо отвечает он.
«Кто?» – спрашивает Нора.
«Он, – говорит Джордж. – Парень, который все время следует за мной. Парень, который одевается, как я. И похожий на меня. И делает все, что делаю я, и одновременно со мной».
Нора подходит и становится перед зеркалом рядом с ним.
«Кого вы видите теперь?» – спрашивает она.
«Это вы, – говорит Джордж. – И он».
Я ошеломлен.
«Попросите, чтобы он объяснил, как вы можете стоять рядом с ним перед зеркалом и оставаться собой, а человек, который смотрит на него, не он сам!»
Она спрашивает.
Джордж качает головой.
«Понимаете, – говорит он. – Я знаю, что это кажется сумасшествием, но это просто так есть. Я хотел бы поверить, что там – я. Но я не могу. Это какой-то другой человек. Он похож на меня. Действует, как я. Делает все то же самое одновременно со мной. Но только это – не я. Это – он».
«Спасибо, Нора», – говорю я и проливаю на себя кофе из чашки. Мы решаем оставить эту тему.
Кризис убежденности
После встречи с Человеком Зеркала мне было о чем подумать. Ведь происходившее в лаборатории Макса Колтирта вовсе не было результатом того, что у Джорджа тогда просто не задался день. День у него как раз очень даже задался. Джордж был по сути настоящей звездой в Программе формирования воззрений. Сотрудники лаборатории старались сделать все, чтобы помочь ему, но наталкивались на глухую стену. Уверенность Джорджа, что человек в зеркале – самозванец, а вовсе не он сам, оставалась незыблемой, как и всегда. И Колтирт подозревал, что дела так и не наладятся. Что бы они ни предпринимали.
Вдруг мои мысли перескочили на Джонстаун. Мне пришло в голову, что здесь имеет место громадный парадокс. С одной стороны, преподобный Джим Джонс смог убедить 900 человек с готовностью лишить жизни не только самих себя, но и своих детей с помощью цианида, подсыпанного в лимонад. С другой стороны, даже нескольким ведущим психологам не удалось убедить Джорджа, что в зеркале действительно отражается он, а не – как он настаивал – какое-то трусливое, лицемерное альтер эго.
Из этого следовали любопытные выводы. Или в таких людях, как Джонс, есть нечто особенное, и нам нужно найти похожих на него в Сиднее, или было что-то особенное в самой этой вере. Некий диапазон силы, вдоль которого располагаются все оттенки веры. Непоколебимая с одного края, эфемерная – с другого, со скользящей шкалой влияния, посередине которой располагается готовность к убеждению.
Да, можем
Летом 2008 г., незадолго до выдвижения на пост президента Барака Обамы, Рей Фридман, преподаватель менеджмента из Университета Вандербильта, и двое его коллег отобрали 20 вопросов из экзамена для поступающих в аспирантуру (GRE) и включили их в тест. Этот тест они предложили двум группам американцев – афроамериканцам и белым – и вывели средние результаты по каждой группе. Несколько месяцев спустя, когда прошли выборы и Обама был приведен к присяге, они снова предложили тот же тест тем же самым группам людей. И снова вывели средние результаты.
Фридман и его коллеги надеялись получить результаты, противоположные тем, что получили их предшественники более десяти лет назад. В начале девяностых группы студентов с аналогичными результатами теста на проверку академических способностей проходили такой же тест в Стэнфорде. Тогда ученые обнаружили, что афроамериканцы значительно хуже отвечали на вопросы GRE, когда в начале – при заполнении формы – их просили в соответствующей графе отметить свою этническую принадлежность. Причина такой разницы в результатах была ясна. Поставить галочку означало не только предоставить демографические данные. Для афроамериканцев это означало запустить расовый стереотип: черные обучаются хуже. Это говорило им «нет, ты не можешь».
Прошло одно поколение – и Фридман решил всех уравнять.
«Обама явно является вдохновителем, – говорит он. – Но интересно, поможет ли он чернокожим лучше справляться с такой важной задачей, как прохождение теста?»
Невероятно, но он помог.
Анализ показал, что до того, как Обама стал президентом, белые отвечали в среднем примерно на 12 вопросов из 20, афроамериканцы же приблизительно на 8,5. Но когда тесты провели позже, сразу после той речи Обамы, в которой он соглашался баллотироваться в президенты, и затем еще раз после инаугурации, ситуация выглядела уже совсем по-другому. Афроамериканцы отвечали на вопросы значительно лучше.