Флирт на грани фола

Хью выволок Монику на траву, подальше от бурлящей реки. Вокруг бушевал ад. Деревья больше не шумели – они стонали и трещали под ударами шквального ветра. Дождь превратился в колючую водяную пыль, жалившую лицо и руки. Однако Хью не обращал на это никакого внимания. Гораздо хуже и страшнее было другое – Моника так и не приходила в себя.

Постанывая от ужаса, Хью склонился над девушкой, прижался ухом к ее груди… Далеко-далеко маленький отважный барабанщик отмерял секунды, минуты и годы, положенные Монике Слай для того, чтобы родить Хью Бэгшо двух дочек и двух сыновей. Хью зарычал от ненависти и презрения к самому себе. Самовлюбленный осел, придурок, мудак – что же он натворил!

Он разжал ее холодные твердые губы и начал вдувать воздух в легкие. Когда перед глазами завертелись огненные круги, Моника судорожно вздохнула и закашлялась, давясь сухими рвотными спазмами. Хью едва не заплакал от облегчения.

А потом она слабо охнула и обхватила его за шею, и тогда Хью, шипя от боли в ушибленном копчике, поднялся на ноги и вскинул свою женщину на плечо.

Изнеженные и жеманные Эстетические Соображения, которыми он привык руководствоваться в прошлой жизни, заткнулись и смиренно пошли к черту. На первый план выдвигался могучий и волосатый самец – Инстинкт Самосохранения.

Бастинда и Чалый ворвались во двор конюшни одновременно с порывами ветра, и Джош, уже в голос кроя Хью Бэгшо, метеорологов, собственную беспечность и дурость лошадей, не признающих за ним право выпить пять капель виски, снова стал звонить Ширли.

Те, кого можно было собрать, пришли на ранчо к полуночи. Ветер уже стих, дождь прекратился, и яркая луна заливала серебром все вокруг. Поисковые группы растянулись в цепочку и пошли по предполагаемому маршруту Хью и Моники. Сам Джош на всякий случай перебрался на другой берег реки, порядком разлившейся после урагана…

13

Моника никак не могла понять, что это бухает у нее в ушах. Такое ощущение, что кто-то читает псалмы… Неужели она умерла и попала на небеса? Вот ведь глупость – зачем им там, на небесах, читать псалмы самим себе?

Когда до нее стали доноситься отдельные слова, версия с псалмами отпала сама собой. Ни в одной действующей церкви мира, включая сатанистов, подобные слова не употреблялись.

Некоторое время Моника с невольным и искренним интересом слушала незнакомые конструкции родного английского языка, а потом решилась приоткрыть один глаз.

Полиглотом-экстремалом оказался Джош Белью. Он изрыгал проклятия, адресуя их какому-то мужчине… смутно напоминающему… нет, только если старший брат…

У этого мужчины были темные растрепанные волосы, орлиный нос и усталые серые глаза, обведенные темными кругами. Высокие скулы обметало синевой двухдневной щетины, а черты лица в целом поражали медальной четкостью. Густые темные брови трагически изломаны над переносицей, и щеку пересекает свежий рубец – как у пирата после абордажной схватки.

Широкие плечи мужчины бугрились мускулами, на гладкой безволосой груди поблескивала золотая цепочка оригинального плетения…

Моника вдруг почувствовала металлический вкус этой цепочки на языке и зарделась. Не могла же она брать в рот… в смысле, облизывать… короче, пробовать на вкус цепочки посторонних мужиков!

Посторонний мужик между тем уловил движение на кровати и стремительно метнулся прямо к Монике. Она немедленно открыла оба глаза, заорала и шарахнулась к стенке, а мужик в ответ завопил голосом Хью Бэгшо:

– Моника! Любимая! Живая! Слава Богу!

И только тут она его признала окончательно.

Часом позже, умытая и перевязанная, наряженная в новую ночную рубашку, накормленная блинчиками с мясом и напоенная горячим чаем с молоком, Моника блаженствовала в могучих объятиях так разительно переменившегося Хью, а подобревший и обмякший Джош рассказывал ей о трагических событиях минувшей ночи.

Оказалось, что Хью нес Монику на руках по непролазной чаще. Он прошел по бездорожью не меньше пяти миль и вышел к ранчо совершенно случайно – а может, благодаря пробудившемуся звериному чутью. Он не бросил ее, не свалился без сил рядом с ее бесчувственным телом, не заметался в ужасе – он нес ее до самого конца.

И когда Джош столкнулся с Хью нос к носу, он тоже не узнал того великовозрастного мальчика, кого так любили длинноногие дивы из отдела связей с общественностью. Перед Джошем стоял очень усталый, очень измученный, очень настрадавшийся мужчина, который при этом совершенно не думал ни о своей усталости, ни о своих муках, ни о своих ранах. Этот мужчина думал только о женщине, которую нес на руках…

В этом месте Джош сбился с патетических интонаций и как-то подозрительно шмыгнул носом, после чего закончил вполне буднично:

– Короче, совершенно не желая того, наш балбес в одну ночь стал мужчиной, и разрази меня гром, если я имел в виду что-то скабрезное! Как только ты окрепнешь, я лично поведу тебя к алтарю и прослежу, чтобы ты не сбежала от него в последний момент. Медовый месяц можете проводить хоть на Канарах, но первенец появится в Грейт-Фолс, помяните мое слово.

Хью устало улыбнулся и нежно поцеловал Монику в висок.