Бредя с Юрой в темноте, я молила, чтобы меня вывели к остановке ("please show me the way to the next… bus stop", как пел Джим Моррисон), и принялась издавать звуки рыдающего хныканья, картинно закрыв лицо руками, словно в отчаянии. В подобном состоянии я начала вдруг, содрогаясь, пригибаться к земле и истерически то ли хохотать, то ли плакать. Юра как мог пытался выпрямить меня и успокоить, но делал это не особенно активно, и дело кончилось тем, что мы довольно плавно упали в какую-то лужу. Я с удовлетворением отметила: "Я все-таки рада, что мне удалось тебя свалить", в ответ на что он пояснил: "Это я просто тебе подыграл".
Когда мы с Юрой брели к остановке автобуса, мне пришло в голову следующее сравнение: я сказала, что узнаю те места, где не была уже около года, подобно тому, как мужчина вновь входит в женщину, в которой он когда-то уже был.
В Покровском парке Юра принялся сетовать, что я всю дорогу на что-то жалуюсь и капризничаю вместо того, чтобы демонстрировать, как мне хорошо – ну, это была типичная занудливая мужская тема. Стоило ему произнести эти слова, как он споткнулся о лежащее поперек дерево. "Это тебя бог наказал", – с некоторым злорадством заметила я, на что тот обиженно пообещал, что теперь пойдет молча, чтобы бог его больше не наказывал.
А я по аналогии вспомнила случай, как один раз разозлилась на Павлика, когда мы плыли в лодке, после чего водная стихия, словно бы из солидарности со мной, немедленно отреагировала на это штормом.
На следующий день, сидя в парке рядом с Павликом, я подумала, что порой чувствую свою ущербность из-за того, что не могу относиться к какому-то мужчине достаточно тепло. Но, к счастью, существует нечто, что все-таки соединяет меня с мужчинами: с некоторыми из них мне хочется заниматься любовью.
В институте
Закрутились – завертелись события, и меня позвали на другое место работы – с гораздо большей зарплатой, с иностранцами и с английским языком. Меня устроил туда замначальника первого отдела научного центра, видевший меня то ли на каком-то мероприятии, то ли в моей прежней конторе, и этот факт потом неоднократно обыгрывался, когда иностранцам в шутку позиционировали меня как протеже человека из первого отдела, отчего тем делалось немного не по себе.
Я оказалась в атмосфере научного центра со всеми обитающими там еще с советских времен научными работниками в придачу.
В годами сложившийся коллектив на ставку секретаря, оплачиваемую иностранцами, взяли молодую – по меркам института – незамужнюю девушку со стороны. Как мне потом рассказали, в списке кандидатов на эту должность я значилась первая и, посмотрев на меня, организаторы решили больше никого не искать.
Подразделение научного центра, после перестройки получившее статус отдельного института, располагалось в забытом богом помещении, построенном в добротном стиле советских времен, с невыветриваемым запахом каких-то приборов, а нужная мне комната была запрятана в хитроумной типографии коридоров.
Мы «зависли» тогда в очень интересной точке распространения интернета в Москве. С иностранцами мы общались по факсу и телефону. У нас был интернет от "Релкома", приходящий к нам по модему, и мы могли отправлять и получать электронную почту. Но вот понятия об интернет- сайтах у меня тогда, к примеру, не было.
Эхо в трубке от собственного голоса во время международных телефонных разговоров и мое удивление в связи с этим напоминало мне момент из сказки Оскара Уайльда, когда герой, прежде никогда не видевший зеркала, вдруг замечает напротив себя кого-то обезьянничающего и копирующего малейшие его движения – даже те, в которых он сам себе не отдает отчета. Удивительное зрелище, когда видишь себя со стороны, может вселить ужас и отвращение: ужас из-за того, что кто-то так хорошо тебя знает, а отвращение – как всегда, когда видишь себя со стороны и понимаешь, насколько ты несовершенен.
На входе в здание несли вахту постоянно сменяющиеся компании охранников, раздувающихся от сознания собственной значимости.
Один раз я не удержалась и сравнила одного симпатичного итальяно – подобного охранника с молодым мафиози из фильмов.
– Ага, ему еще только белых носков не хватает для полной картины, – пошутил в ответ его приятель.
Меня забавлял своеобразный стиль мира покрытых пылью приборов, характерный для НИИ.
Я размышляла о том, что к этим старым приборам годами никто не прикасался, а даже если и прикасался – все равно их вид оставался заброшенным и нелюдимым.
Кроме подобных приборов в помещениях институтов можно было натолкнуться и на другие любопытные предметы, существующие в мире в единственном экземпляре. Например, в командировке в Нижнем Новгороде я обратила внимание на гусиное перо, вставляемое в специальную подставку, которая качалась, как неваляшка. В комнате у одного завлаба – на пепельницу в виде черепа, в которой чудилось что-то пиратское…