Критики романа недоумевали, почему Флобер сохранил название произведения, написанного в далекой юности и никогда не публиковавшегося. Совершенно очевидно, что вторая версия романа имеет мало общего с первой и в смысловом отношении значительно отличается от нее. За прошедшее двадцатилетие после первой редакции книги утекло немало воды, мировоззрение автора изменилось самым радикальным образом. Фредерик Моро — незрелый писатель, такой же, каким был бы Флобер, если бы не написал своих знаменитых романов. Благодаря госпоже Арну он узнал, что такое аскетизм в области чувств. «Воспитание чувств» прежде всего роман автобиографичный. Флобер сводит счеты с самим собой, со своей историей, своим кругом общения. Фредерик Моро — молодой человек, только что сдавший экзамен на бакалавра, знакомится с семейством Арну, которое имеет много общего с четой Шлезингер, плывущих на пароходе в Ножан-сюр-Сен. Он влюбляется в госпожу Арну и часто проводит время с ней и ее мужем. Он принимает участие в жизни парижского общества после того, как получил наследство, пришедшееся ему как нельзя кстати. В круг его общения входит банкир Дамбрез, жену которого он соблазняет больше из-за престижа, чем по любви. Затем он становится любовником Розанетты, «кокотки», женщины, созданной для наслаждений, которая была полной противоположностью госпоже Арну. Между тем революция 1848 года идет своим ходом. Фредерик вместе со своим другом Делорье являются свидетелями того, что происходит в Париже, так же как Флобер с Дюканом. Революционные идеалы молодых людей разбиваются в пух и прах из-за происходивших на их глазах сцен насилия. В варварстве восставший народ не уступает в жестокости национальным гвардейцам, а знатные люди не все поступают, как негодяи. Вот как можно охарактеризовать события 1848 года. Криминальная абсурдность произошедшего навсегда врезалась в память Флобера. Не прошло и шестнадцати лет, как у него возникает непреодолимое желание написать роман, посвященный этому поистине великому историческому событию.
И все же главное, что побудило Флобера осуществить такой непростой и таящий множество подводных камней замысел, — это его ненависть ко лжи и фальши во всех проявлениях, твердое убеждение в том, что нельзя жить в мире своих иллюзий, и в особенности неприятие «романтической лжи», по выражению Рене Жирара[232]. Что двигало революционерами 1848 года, которые не были простым отчаявшимся людом, что было бы понятно, а «интеллектуалами», витающими в облаках идиотами наподобие Ламартина? Заблуждение, что социальные или экономические кризисы можно уладить с помощью «воспитательных» речей, — это и есть утопия и иллюзии. Гюстав хорошо помнил, какие глупые речи произносили на банкетах «прогрессивные деятели». «Воспитание чувств» — это ниспровержение устаревших ценностей романтизма, разоблачение преступной глупости интеллектуальных болтунов.
Выбором автора определяется эстетика романа, в том числе и его язык, когда Флобер употребляет прошедшее время несовершенного вида, словно заставляет главного героя застыть в состоянии полной неопределенности. Для того чтобы этот процесс носил воспитательный характер, автор должен оставаться исключительно беспристрастным и проявлять почти научную объективность, за которую больше всего доставалось Флоберу от критиков. В действительности миф о том, что реализм в эстетическом плане мало интересует Флобера, — не что иное, как заблуждение. Он использует этот метод как средство, чтобы расстаться с иллюзиями молодости. И не столько с заблуждениями, поскольку известно, что у него никогда их в избытке не было, сколько с химерами его поколения. Он стремится покончить как с историческими, так и с любовными иллюзиями. Автобиографическая часть романа формируется на фоне исторических событий. Автор «Воспитания чувств» своим мастерством искупает вину человека за негативные черты его характера, а не писателя, брюзгу и ворчуна, претенциозно выражающего свои мысли, когда в письмах он изливает душу и заводит речь о политике. Впрочем, это обстоятельство ставит под сомнение его рассуждения о «реакционных» тенденциях развития. Флобер тем не менее не верит идеям писателей-социалистов о счастливом будущем, «которые требуют для всего человечества казарменных условий»[233]. Он сыт по горло их литературными произведениями, которые считает бредом пустых мечтателей. Он также не питает иллюзий относительно «фанатизма интересов»[234], превращающего охваченных паникой добропорядочных буржуазных обывателей в преступников. Если описанное в романе французское общество порой делится на отпетых мошенников и наивных идиотов, то, похоже, первые вызывают у Флобера большее омерзение. Вот что он пишет Жорж Санд: «Я сейчас описываю на трех страницах безобразия, творимые национальной гвардией в июне 1848 года. Представляю, как на меня окрысятся буржуа! Я тыкаю их носом в их же дерьмо, как только могу»[235].