Флоренс Адлер плавает вечно

– Я сказал ему, что буду рассматривать эту возможность, только если смогу найти инвесторов. Черт, да тут даже ты можешь поучаствовать, – сказал Айзек, удивляясь собственной наглости. Он осмотрел кухню и заставил себя завершить мысль. – Вкладываешь пару сотен долларов. Они удваиваются, а затем утраиваются. Может, даже еще больше вырастут.

Отец поднял брови и тихо усмехнулся.

– За тысячу долларов этот дом можно починить, – настоял Айзек. – Может, даже нанять помощников на сбор урожая.

Айзек попал в очередную больную точку и потому сразу же постарался сгладить свои слова:

– Конечно, будь я лучшим сыном, я бы сам тебе помогал.

Отец ничего не ответил, только похлопал Айзека по руке.

* * *

Следующим утром отец сварил Гусси яйца, а Айзеку – черный кофе. Когда подошло время прощаться, Айзек свистом подозвал дочь и отнес ее маленькую сумку в машину. Отец проводил их на улицу. В руках у него была старая жестянка из-под зефира.

– Ты сказал, что Джим может скостить цену до тридцати долларов за акр?

Айзек ни слова не смог вымолвить, когда увидел, как отец открывает крышку банки и отсчитывает небольшую пачку денег.

– Этого должно хватить на десять акров? – сказал он, передавая Айзеку триста долларов. В банке после этого осталось совсем немного.

Айзек накануне разливался соловьем, но сейчас он задумался, не переборщил ли. Если он возьмет эти деньги, добавит свои и внесет залог, то окажется на крючке – придется искать оставшиеся финансы, привлекать инвесторов, закрывать сделку.

Это была большая ответственность. Но не этого ли хотел Айзек? Не просто шанса добиться чего-то самому, но шанса показать отцу, чего он стоит?

– Ты уверен насчет этого? – спросил Айзек.

Прежде чем отец смог ответить, Гусси выбежала из дома и бросилась в объятья деда.

– Возвращайся в Атлантик-Сити с нами! Пожалуйста!

Отец Айзека поскреб макушку и засмеялся.

– Города – не для меня, Августа. Лучше проси отца скорее привезти тебя в гости еще раз.

– Ты можешь спать в моей комнате, – сказала Гусси.

– Пора ехать, Гусенок, – отметил Айзек, придерживая для нее дверцу машины.

Айзек пожал отцу руку и крепко похлопал по спине. Он не мог заставить себя посмотреть ему в глаза, поймать его внимательный взгляд.

– Я дам тебе знать, когда покупка пройдет, – сказал он клочку земли между ними.

– Передавай мои лучшие пожелания Фанни. И соболезнования ее родителям.

Айзек кивнул, забрался в машину и завел мотор. Отпуская сцепление и выезжая со двора, он легонько помахал отцу.

– Поправляйся! – крикнула Гусси во взметенную с грунтовой дороги пыль.

По пути через Аллайанс и до Вайнленда Айзек мог думать только о деньгах в кармане. Если сложить свои накопления и эти деньги, хватит на залог. Он позвонит Джиму в понедельник и попросит прислать бумаги. После подписи у него будет тридцать дней – возможно, шестьдесят, – чтобы достать оставшиеся деньги и закрыть сделку. Продать такую возможность для инвестиций будет не столь легко, как в двадцать пятом, но и не чрезмерно сложно.

– Эй, Гусенок, – сказал Айзек, когда они проехали синагогу и кладбище. – Дедушка говорил, что ты рассказала ему о Флоренс.

– Прости, – прошептала она с пассажирского сиденья.

– Ничего. Ему можно знать.

– Я думала, он может загрустить.

– Как ты грустишь?

Краем глаза Айзек увидел, как она кивает.

– Я тоже грущу, – сказал он.

– Мама будет грустить больше всех, – заметила Гусси.

– Это правда.

Айзек несколько минут следил, как дорога исчезает под колесами.

– Бабушка объяснила тебе, что мы некоторое время не будем рассказывать маме про Флоренс?

Дочь снова кивнула.

– Из-за ребеночка.

– Правильно, – сказал Айзек. – Когда будешь ее навещать, ничего не говорить будет очень сложно.

Гусси молчала несколько минут.

– Но почему нельзя рассказывать ребеночку?

Стюарт

Флоренс была мертва уже неделю, но каждое утро в шесть часов Стюарт садился в спасательную лодку, как будто ничего не случилось.

Он стал вывозить Флоренс на лодке в начале прошлого лета, когда она вернулась из Уэллсли одержимая идеей переплыть Ла-Манш. После заплыва Эдерле в 1926 две другие женщины успешно его пересекли – одна через три недели после того, как газеты протрубили об Эдерле, а другая годом позже. С тех пор прошло семь лет, и никто – ни женщина, ни мужчина – не повторил их успех. «Почему не я?» – написала Стюарту Флоренс из колледжа.

В письмах Флоренс признавалась, что проводит вечера в библиотеке, просматривая старые газеты в поисках подсказок, как лучше переплыть Ла-Манш. У нее было множество вопросов, а ее тренерша, которая плавала только в бассейне, могла ответить лишь на некоторые из них. Флоренс хотела знать, как Эдерле и другие умудрялись сохранить тепло, что они ели, как они оценивали погоду и как защищали глаза от раздражения соленой водой. Список ее вопросов вырос до таких размеров, рассказала она Стюарту, что пришлось держать его в отдельной записной книжке, которую она купила специально для этой цели.