Флоренский. Нельзя жить без Бога!

Небольшая душевная язвочка начинает гноиться. В душе копятся яды: «Я не бунтую, не протестую, а просто не имею вкуса ни к жизни, ни к спасению своей души». В этом неприятии есть что-то схожее с бунтом Ивана Карамазова. Только Флоренскому для бунтарства не нужен был постоянный слушатель, не нужна была публика. Вновь нужен был затвор. Бунт Флоренского — тихий. Это как если бы страсти Ивана Карамазова кипели в душе его младшего брата Алёши. Флоренский в эту пору — Алёша Карамазов, который мечется между миром и монастырём. К Флоренскому приходит страшное осознание: «Есть Бог и жизнь в Боге; а есть чёрт и жизнь в чёрте — жизнь, тождественная со смертью и с „геенною огненною“». Если почитать записные книжки Флоренского или его прямую речь того периода, сохранившуюся в воспоминаниях Ельчанинова, можно порой услышать в словах какую-то чужеродную интонацию. Мысль его — часто самоискушение, каждая реплика его — внутренний диалог с кем-то, кто упорно рвётся наружу. Как же этот кто-то похож на чёрта, мучившего Ивана Карамазова! Добрался такой мучитель и до Флоренского.