Флорентийская блудница

– А теперь в их имении сброд разный живет. Сначала всем управляла одна старуха. Покойная мать Владимира, говорят, ей всё отписала. Бывшей своей экономке. А потом были суды по каким-то долгам. Бабка та тоже померла. А в дом ихний въехал какой-то чиновник. Но он хозяйством совсем не занимается. Сад в запустении, пашни тоже. Они собирались имение на торги выставить, да никак казенные дела по долгам не закроют. Так всё быльем и поросло. Но яблоки там все равно отменные родятся. Сорта заграничные. Ребятишки иногда воруют. А этот прохиндей-чинуша не дает местным их собирать. Сам в имении ни черта не делает, зато яблоки отправляет ящиками в Москву.

– Ну, да-с. А вот, говорят, что покойный барин был слишком охоч до женского полу. Что развратничал примерно? А? Что много девок попортил. Нет?

– Девок? Ну, кто ж его знает. Так они же все его крепостные были. Это же еще до реформы всё было.

– Ну, да. Крепостные. Так, раз крепостные, то можно?

– А как же? Это его все бабы и были. Имеет право.

– Ну да-с… Ну, да-с. Ладно, это мы прояснили. Больше к вам вопросов нет. А потому я перейду сразу к делу. Мне надобно, чтобы ты, Захар, поджег старую помещичью баню. Спалил ее до угольев.

– Это какую баню?

– Ту, что за рощей, возле пруда стоит.

– А помню. Заколочена она. Стоит до новых хозяев. Хоть и растащили из нее все вещи, однако, сам сруб еще крепкий. Еще сто лет простоит.

– Вот и не надобно, чтобы он столько простоял. Сжечь его требуется. Дотла.

– Да, зачем же барин? – взмолился Захар. – Разве я поджигатель или разбойник какой – грех на себя такой брать. Да, там и дороги нынче все заметены. Не зги не видно.

– Скоро луна ясная взойдет – все будет, словно на ладони.

– Так и зима ведь на дворе. Не займется пламя.

– Керосин у тебя есть?

– Есть дома. В сенях.

– Вот и подольешь.

– Ну, так…

Чернявый достал из-за пазухи увесистый кошель и потянул за тесьму. Кожаный зев, стянутый шнурком, открылся, и прямо на Захара смотрели золотые монеты. Захар даже не встречал нигде такого чистого червонного золота. И в руках никогда не держал, и в глаза-то не видывал.

– Да, здесь же целое состояние, – прошептал он.

– Ну… Этот постоялый двор сможешь выкупить, и еще деньги останутся.

– А не обманешь?

– Слово даю. Как все исполнишь, так найдешь меня тут же и получишь свою награду. На, вот, возьми, – франт достал одну монету, подкинул ее в воздухе так, что монета хищно блеснула чистотой червонного золота, и протянул ее ошалевшему Захару. – Как вернешься, то весь кошелек будет твой, да к нему еще ящик водки или бурбона. Что пожелаешь.

– Ну, коли так, то я быстро. Жди меня тут. Я побегу за керосином. А потом к старой бане, – выпалил раскрасневшийся Захар. – Я знаю к ней и короткий путь. Там есть одна дорожка, в обход рощи.

– Давай-давай. Исполняй.

Когда темное декабрьское небо чуть посветлело перед рассветом, Захар Платонович вернулся в трактир. Выглядел он мокрым и уставшим.

– Уф, аж вспотел весь, – проговорил он, присаживаясь. Толстый нос уткнулся в рукав: – Фу-ты, кажись, я керосином и гарью весь пропах. Нет?

Но его новый знакомый не ответил ему, а лишь скользнул по раскрасневшейся физиономии холодным взглядом угольно-черных глаз.

– Ты все сделал, как я велел?

– Все, господин хороший, – робея, громким шепотом божился Захар.

В душе он очень боялся, что важный господин обманет его и не заплатит за выполненную работу.

– Да, не крестись ты… – с брезгливостью поморщился столичный гость. – Расскажи все толком, как оно было.

– Я сходил домой и взял бутылку с керосином и спички. Хорошо, что моя Аксинька куда-то завихрилась на ночь глядя. Взял я бутылку и пошел. Ваша правда, что на небе луна появилась из-за тучек, да такая яркая, что весь лес, словно на ладони. Хорошо все видно было. Сначала чуть заплутал, правда. Бесы, видно, морочили, – Захар хмыкнул. – А после нашел узенькую тропку – она окрест рощицы шла. Пришел к тому месту. Протоптал сквозь снег тропинку, и добрался до сруба. Облил все керосином и того…

– Хорошо загорелась?

– Ого! Вспыхнула окаянная так, словно черти поддувало снизу открыли.

– Когда горела, то на стенах ничего не было?

– А что должно было быть?

– Среди пламени цветы не лезли?

– Какие цветы? – оторопел Захар. – Зима же.

– Забудь. Это я так.

– Пламя крепко занялось. На всю округу видно его было. Я все боялся, что с усадьбы увидят и пожарных вызовут.

– Ваши пожарные находятся в соседней деревне. Все сгорит, пока они приедут.

– Что верно, то верно. В общем, все мои опасения были напрасны – никто меня не видал. Ни один человек к пожарищу не вышел.

– Она дотла сгорела?

– Ну, я уж до самых угольков-то ждать не стал. Видал только, что весь второй этаж обгорел, и вниз бревна провалились. Да и правду сказать, горело всё так сильно, будто я не бутыль керосину плесканул, а целую бочку. Как увидел, что первый этаж догорает, то я уж не стал рисковать, а побег до вас. Боялся, что рассветет скоро, и ненароком кто из деревенских меня увидит. За поджог ведь каторгу дают, – жалобно добавил он. – А ежели закуют меня в кандалы, то на кой мне и золото ваше. Так ведь?