Флорентийская голова (сборник)

Как вы, наверное, уже догадались, я решил соврать. Это ведь практически всегда помогает; умелой ложью можно быстро исправить любую ситуацию (а вот неумелой ещё быстрее довести её до катастрофы). Короче говоря, я на ходу придумал историю про то, что у меня сейчас кризис, что это всё возраст и лишний вес и облысение и что я не хочу стареть. На самом деле, никаких комплексов я по этим поводам не испытывал (разве что самую капельку). Песен про кризис я наслушался от моего коллеги и соседа по рабочему месту Серёжи Калинкина, который не стеснялся обсуждать свои личные проблемы с женой по служебному телефону. Я использовал его терминологию, чуть подогнав её под мой размер. Все эти его словечки: «личностный кризис», «ощущение неполноты проживания жизни», «постоянно чувство вины пред самим собой», «боязнь будущего» и прочую бурду — с некоторыми оговорками я и транслировал Алёне.

Алёна слушала, Алёна бродила по кухне, Алёна курила сигарету за сигаретой. В какой-то момент мне показалось, что она, хоть и не сразу, и, возможно, не до конца, но всё-таки мне поверила. Первым признаком этого стало то, что она сразу же после объяснения потащила меня в ванну и инициировала там примирительный секс, а после предложила свою помощь. Она перевела мой рассказ на более понятный ей язык и высказалась в том смысле, что подобные проблемы у женщин решаются а) фитнессом, б) шопингом и в) общением с подругами. Можно ещё пойти на какие-нибудь курсы. А уж если и это не помогает, то тогда практикуется смена мужа и (или) любовника.

— Но это, в крайнем случае, — оговорилась Алёна, — обычно хватает первых трёх.

На работу я ехал с тяжёлым чувством лёгкой, но совершенно бессовестно добытой победы. Так, если бы я ударил противника в пах, пока не видел судья, или забил мяч рукой, или вообще, сбежал с поля боя, но всем раззвонил о том, что победил. Мне было так противно от самого себя, что я решил срочно сделать какое-нибудь доброе дело.

Немного не доезжая до перекрёстка улиц Обручева и Волгина, я остановился около двух, как мне показалось, совершенно закоченевших девиц. Одна из них тут же подскочила к пассажирской двери моей «Мазды». Я опустил боковое стекло.

— До метро «Проспект Вернадского»! Двести! — выпалила просунувшаяся в салон симпатичная мордочка.

Я кивнул и разблокировал двери.

Их оказалось четверо. Одна, та, что спрашивала, села рядом, трое других разместились сзади. Я дождался зелёной стрелки, выехал на «Волгина» и сразу перестроился в левый ряд.

— В машине курить можно? — спросила одна из задних, когда мы остановились на светофоре перед поворотом на «Лобачевского».

— А у вас «Мазда» шестая? — спросила вторая.

— Музычку включите, — попросила третья.

— Курить можно, в дверце есть пепельница, «Мазда» шестая рестайлинговая, музыка моя вам не понравится, так что выбирайте радио, — ответил я скороговоркой.

— Шансон! — крикнули девицы хором.

Я чуть не въехал в оттормозившуюся передо мной в пол тонированную «классику».

— У меня «Шансон» не настроен, так что, пожалуйста, — я указал той, что сидела рядом со мной на магнитолу, — дерзайте.

Она шустро потыкала пальчиками по кнопкам, и по салону разлилась хриплая блатная гадость. Я непроизвольно поморщился. Девушка удивлённо подняла брови. Вероятно, в её понимании я совершенно не соответствовал образу мужчины за рулём.

Насколько я успел разглядеть до момента попадания в пробку перед «Ленинским», эта девушка была самая симпатичная из всех четырёх. Заметив, что я на неё посматриваю, она вытянула вперёд ноги, вероятно, для более удобного обозрения. Сзади три раза щёлкнула зажигалка — девушки закурили.

До входа в метро «Проспект Вернадского» доехали без приключений. Правда, пару раз я несколько откровеннее, чем это позволено приличиями, высказался по поводу водительских навыков других участников дорожного движения, но это, похоже, никого не смутило. Остановились. Денег я с девиц брать не хотел, о чём и сообщил, но настроенные «по понятиям» попутчицы молча побросали на пассажирское сиденье четыре мятых полтинника, оставив после себя в салоне смесь запаха ядрёных духов и сигаретного дыма. Я опустил все стёкла, чтобы проветрить машину, и немедленно стёр из памяти магнитолы радио «Шансон».

На работу я явился в совершенно расстроенных чувствах. В голову лезли унижающие достоинство воспоминания. Для начала — утренний разговор с женой, то есть, бездарное моё враньё, и на закуску — надменные утренние девицы. Оба эти, никак не связанные между собой события, в очередной раз убедили меня в неспособности общаться со слабым полом. Чтобы выкинуть всё это из головы, я начал разбирать вчерашнюю почту.