Когда-то кладбище с необычным названием для них «От Святых ворот», расположенное на холме позади храма Сан-Миньято, было единственным местом, где жители Флоренции могли обрести вечный покой. Неравные в жизни, члены Флорентийской коммуны не походили друг на друга и в смерти, хотя одно сходство все же имелось: нобили и пополаны умирали одинаково часто. У средневекового человека мысль о вечности возникала так же часто, как дума о хлебе насущном, и неудивительно, если учитывать, что средняя продолжительность жизни тогда, даже в цивилизованной Италии, составляла около 30 лет. Каждая мать хоронила хотя бы одного ребенка и всякий раз перед родами готовилась к смерти сама. Войны, восстания, эпидемии периодически навещали Флоренцию, унося в мир иной бесчисленные жертвы. О вечности напоминали обугленные трупы еретиков и корчившиеся на виселицах злодеи, которых сжигали и душили прилюдно посреди площади Синьории. В городе, взрастившем самых великих поэтов и художников, никто не был застрахован от камня, летящего в голову с баррикад, от смертельного удара палкой или от кинжала завистника-соседа, который во время очередного бунта мог воспользоваться случаем и расквитаться с тем, кому благоволила фортуна.
Каждый член совета после заседания рисковал не вернуться домой, как осенью 1441 года, в пору правления Козимо Старого, произошло с кондотьером Бальдаччо ди Ангиари, человеком достойным, сильным, храбрым, любимым солдатами и вследствие этого имевшим много врагов. Думая, что держать на службе столь влиятельного человека опасно, а уволить еще опаснее, группа заговорщиков во главе с гонфалоньером справедливости решила умертвить его, избавив тем республику от беды. Вызвав Бальдаччо во Дворец синьории, глава совета провел ничего не подозревавшего безоружного командира по галерее и, поравнявшись с комнатой, где прятались убийцы, дал сигнал. Через минуту окровавленное тело Бальдаччо, по итальянской традиции, было выброшено в окно, назначенные люди отрезали голову и выставили ее на обозрение народа.
Конечно, никто не хотел умирать, как Бальдаччо, но быть похороненным, как он, мечтал каждый флорентиец. На следующий день родственники забрали истерзанное тело с площади, принесли домой, омыли теплой водой, умастили миррой, начинили ароматическими травами. Облаченный в дорогую одежду, уложенный на подушки, накрытый шелком, украшенный драгоценностями, Бальдаччо, лежа не на столе, как презренный бедняк, а в резном гробу с фамильными гербами, отправился в последний путь. Сопровождавшие его родичи и сотоварищи, скорее всего, надели обычное для такого случая темное или красное платье, ведь черное траурное одеяние полагалось только вдове.
Редкий день на холме Сан-Миньято не раздавались отчаянные вопли плакальщиц, царапавших лицо и рвавших волосы. Мужчины и женщины во время похорон, по обычаю, держались порознь. Стычки во время похорон не были редкостью, поэтому власти запрещали присутствовать на подобных мероприятиях молодым людям из враждующих кланов.
Несмотря на то что похоронный церемониал во Флоренции регулировался законом, знатные семьи редко соблюдали этикет, стараясь выставить напоказ не столько горе, сколько свое богатство, даже если того и не было. Простой флорентийский гражданин не желал для себя ничего лучшего, чем упокоиться в земле. Людей знаменитых и почитаемых народом еще в раннем Средневековье хоронили в храмах – у входа, в центре зала или, в качестве демонстрации смирения, на ступенях алтаря. Стремление лежать на виду у всего города, пусть даже под тяжелой плитой, являлось не тщеславием, а желанием присутствовать в божьем доме, то есть в месте благом, освященном молитвой, куда родственники умерших могли приходить чаще, чем на кладбище.
Со временем знать и богатые пополаны стали отдавать предпочтение фамильным склепам, сооружаемым обычно перед фасадами церквей или непосредственно у стен. К началу Ренессанса такие некрополи сформировались вблизи Санта-Мария Новелла и подле престижного храма Санта-Кроче, превращенного в пантеон городских знаменитостей.