Флорис. Любовь на берегах Миссисипи

Дикий крик не дал капитану д’Эчепарра договорить. Он быстро обернулся. Один из солдат лежал, уткнувшись лицом в костер. Между его лопатками торчала красная стрела.

— Хейаааа!

Еще двое солдат упали одновременно. Со всех сторон звенел пронзительный боевой клич индейцев.

— Прячьтесь… все по местам!

Капитан д’Эчепарра бросился к своим людям и принялся организовывать оборону. В спешке он не запер дверцу. Ловкая, как кошка, Батистина воспользовалась моментом и выскользнула из возка. Прижимаясь к земле, она подползла под днище и укрылась за колесом. И хотя перед ее убежищем постоянно мелькали ноги коней, то немногое, что ей удалось увидеть, ужаснуло ее. Орда натчезов в боевой раскраске яростно набросилась на солдат. Мирные индейцы, в чьи души добрые отцы-иезуиты успели заронить семена христианства, словно остервенели. Они оказались гораздо более свирепыми, нежели воинственные падуки! Похоже, что вождь сожженного поселка Пом Бланш призвал на помощь всех натчезов, проживающих в округе. На двадцать пять солдат из отряда капитана д’Эчепарры обрушилось более трех сотен индейцев.

«Черт побери, ну зачем этот осел по имени капитан д’Эчепарра разворошил их осиное гнездо?» — думала Батистина, раздосадованная тем, что ей приходится прятаться, и вместе с тем надеясь, что в суматохе ей удастся бежать.

Сражение начинало напоминать бойню. На стрелы индейцев солдаты отвечали меткими залпами. Смертельно раненые натчезы падали с коней, но место павших тотчас же занимали новые многочисленные воины.

Индейцы окружили лагерь французов, и теперь кольцо вокруг них неуклонно сжималось. Внезапно вождь Пом Бланш издал гортанный клич. Размахивая томагавками и издавая дикие вопли, натчезы устремились в атаку, желая уничтожить последнюю горстку продолжавших обороняться солдат. Расстреляв патроны, они начали защищаться штыками. Громкие стоны умирающих сливались с победоносными возгласами индейцев и проклятиями защитников лагеря. Томагавки натчезов крушили черепа, рассекали тела, воздух был пропитан гарью и пылью, повсюду разносился тошнотворный запах крови. Лошади громко ржали и взбрыкивали, напуганные яростью своих седоков. Отчаяние придавало французам силы. Гренадер, раненый пятью стрелами, сразил сразу двоих индейцев. В отместку враги топором снесли ему голову. Один из воинов на лету подхватил ее и, потрясая своим трофеем, с торжествующими воплями носился по полю боя. Трое швейцарцев, прижавшись спиной к возку, отражали атаки, звучно ругаясь на своем родном диалекте. Истекая кровью, едва держась на ногах, они продолжали разить всех, кто осмеливался к ним приблизиться: вокруг высилась гора мертвых тел. Резня была ужасна. За несколько минут мирная лужайка на берегу Алибамуса превратилась в поле, где смерть и месть правили свой кровавый бал.

Молодой эльзасец, с самого первого дня заключения оказывавший Батистине различные мелкие услуги, рухнул на траву с разрубленным черепом. Кровь ею забрызгала Батистину. Не смея пошевельнуться, она вжималась в землю, напуганная разгулом диких страстей, толчком к которому послужил необъяснимый жестокий поступок капитана д’Эчепарры. С опушки рощицы донеслись душераздирающие вопли. Натчезы, схватив двух гвардейцев-французов, содрали с них скальпы, выкололи глаза, а затем швырнули обоих слепцов под копыта своих коней. В руки индейцев попал также барабанщик отряда. Теперь натчезы развлекались тем, что, привязав его к дереву, живьем резали его на куски. От его криков волосы на голове Батистины встали дыбом.

— Не бойтесь, мадам… я не дам вас взять живой!

Услышав этот голос, прозвучавший словно из могилы, Батистина приподняла голову. К ней полз капитан д’Эчепарра. Лоб его был рассечен, из раны сочилась кровь, в руке он сжимал пистолет. Приблизившись, капитан приставил его дуло к виску Батистины.

— Прощайте, мадам!

Батистина дернулась в сторону.

— Оставьте меня, безумец, я не собираюсь умирать! — яростно прошипела она.

Баск схватил ее за плечи. В его темных волосах запеклась кровь.

— Спасения нет, это конец, мадам!

В глазах капитана горел безумный огонь. Батистина с силой оттолкнула его.

— Это вы во всем виноваты! Если бы вы не раздразнили их своей глупостью, они бы не напали на нас! С меня хватит!

Двое натчезов неслышно подкрались к карете. Батистина вскрикнула. Один из индейцев схватил ее за волосы. Капитан д’Эчепарра поднял пистолет. Раздались два выстрела. Оба нападавших лежали на земле с простреленными головами.

Батистина в растерянности вытирала лицо, залитое их кровью. Баск повернулся к девушке.

— Мы все умрем, мадам, если не сейчас, так во время Великого Бедствия! А оно надвигается… оно все ближе и ближе, вы только послушайте!

Но Батистина слышала только шум битвы. Еще несколько минут, и последний француз пал под ударами томагавков озверевших натчезов. Прижав Батистину к земле, капитан пытался что-то объяснить ей, но изо рта его вылетали только обрывки фраз:

— Вы целых три месяца мучили меня… три месяца я мечтал о вас… о вашем теле… но теперь я счастлив… я сейчас умру, мы умрем вместе!