Флорвиль и Курваль, или Неотвратимость судьбы

Приятное обхождение, невинные радости, взаимные знаки внимания и нежной привязанности сопутствовали этому браку… роковому браку, его факел уже исподволь задували злобные фурии.

Господин де Сен-Пра провел неделю в имении Курваля вместе с друзьями нашего молодожена. Но оба супруга не последовали за ним в Париж: они решили остаться в деревне до начала зимы, чтобы привести в порядок свои дела, а затем уже обзавестись надлежащим домом в столице. Они попросили господина де Сен-Пра присмотреть для них достойное жилище неподалеку от его собственного, и в этих приятных хлопотах господин и госпожа де Курваль провели три месяца совместной жизни. Они уже уверены были в скором появлении потомства, о чем и поспешили сообщить достойному Сен-Пра, как непредвиденное событие жестоко разрушило благоденствие счастливого супруга и тень кладбищенского кипариса накрыла нежные розы Гименея.

Здесь перо мое останавливается… Я должен был бы просить прощения у читателя и умолять его не продолжать… Да… да… пусть же он прервется, если не желает содрогнуться от ужаса… Печальна участь человеческая на этой земле… жестоки последствия превратностей судьбы!.. Почему судьбе было угодно, чтобы несчастной Флорвиль, существу самому добродетельному, самому любезному, самому чувствительному, была уготована участь самого отвратительного чудовища, коего только может породить природа?

Однажды вечером нежная и достойная супруга эта, сидя подле мужа, читала невероятно мрачный английский роман, наделавший в то время много шума.

— Вот, — сказала она, отбросив книгу, — вот существо, почти столь же несчастное, как я.

— Столь же несчастное, как ты! — воскликнул господин де Курваль, сжимая дорогую свою супругу в объятиях. — О Флорвиль, я думал, что сумел заставить тебя забыть о твоих несчастьях… Теперь же я вижу, что ошибся… если ты можешь произносить столь суровые слова!..

Но госпожа де Курваль словно не слышала его, ни словом не отвечая на ласки супруга. Невольным движением она в ужасе оттолкнула его и убежала в угол на кушетку, где и залилась слезами. Напрасно достойный супруг припал к ногам ее, напрасно заклинал эту боготворимую им женщину успокоиться или по крайней мере сообщить ему причину такого приступа отчаяния; госпожа де Курваль продолжала отталкивать его и отворачивалась, когда пытался он осушить слезы ее.

Наконец Курваль, не сомневаясь более, что мрачное воспоминание о былой страсти вспыхнуло в ней с новой силой, не удержался и упрекнул ее в этом. Госпожа де Курваль молча выслушала его, а в конце концов поднялась и сказала супругу своему:

— Нет, сударь, нет… вы ошибаетесь, истолковав подобным образом отчаяние, сжавшее меня когтями своими. Нет, не воспоминания снова тревожат меня, но ужасные предчувствия… Я счастлива с вами, сударь… да, очень счастлива… но я не рождена для чувства сего, счастье мое не может длиться вечно. Злополучная звезда моя такова, что счастье для меня лишь молния, предшествующая раскату грома…

И вот что приводит меня в ужас: я боюсь, что нам не суждено жить вместе. Будучи сегодня вашей супругой, возможно, завтра я уже не смогу ею быть… Тайный голос в глубинах сердца моего возглашает, что блаженство мое есть не что иное, как тень, исчезающая словно цветок, что в один день и распускается, и увядает.

Так не обвиняйте же меня ни в своенравии, ни в охлаждении, сударь. Я повинна лишь в избытке чувствительности, в зловещем даре видеть все предметы с мрачной их стороны, в чем проявляются жестокие последствия превратностей судьбы моей…

И господин де Курваль, стоя на коленях перед женой своей, ласками и речами старался успокоить ее, однако же безрезультатно, как вдруг… Было около семи часов вечера, октябрь месяц… Слуга доложил, что некий незнакомец желает спешно говорить с господином де Курвалем… Флорвиль вздрогнула… слезы сами заструились по щекам ее, она дрожала, хотела говорить, но голос ее замирал на губах.

Господин де Курваль, более озабоченный состоянием жены, нежели сообщением слуги, отрывисто бросил, что пусть незнакомец подождет, и устремился на помощь супруге. Но госпожа де Курваль, в страхе, что она не устоит перед смутной тревогой, нахлынувшей на нее… желая скрыть чувства, испытываемые ею перед появлением незнакомца, о котором только что доложил слуга, с усилием выпрямилась и сказала:

— Это пустяки, сударь, сущие пустяки, пусть он войдет.

Лакей ушел; через минуту он возвратился в сопровождении мужчины лет тридцати семи — тридцати восьми. Лицо гостя, хотя и приятное, отмечено печатью неизгладимой грусти.

— Отец мой! — воскликнул незнакомец, бросаясь к ногам господина де Курваля. — Узнаете ли вы своего несчастного сына, вот уже двадцать два года пребывающего в разлуке с вами? За жестокие свои проступки он сурово наказан, с тех пор удары судьбы непрестанно обрушиваются на него.

— Как? Вы — мой сын?.. Великий Боже!.. Какой силой… Неблагодарный, что заставило тебя вспомнить о моем существовании?