— Итак, соотечественники, — продолжила она, угадав нужный момент, — я призвала вас сюда для празднества. Дабы прославить нашу преданность чести и подтвердить наше желание не уронить ее. Это будет трудно. Неимоверно трудно. Ибо наш враг потрясающе силен. Враг безжалостен — и не угомонится, пока не поставит каждого таанца на колени. Мы не раз блистательно побеждали этого врага, но и несли великие потери.
Впрочем, все это не важно. Я приветствую наших врагов. Как и вы должны благодарить судьбу за таких врагов. Ибо нашему поколению посчастливилось жить в годину решающих испытаний. Враг такой силы понуждает нас преодолеть все наши последние слабости. И когда мы преодолеем последние наши слабости, сильнее нас не будет никого. Очищенные и просветленные, мы победим.
Но если нам всем придется погибнуть… за нашу честь…
Последние слова были произнесены мягко, как слова заклинания или молитвы. Толпа затаила дыхание, как бы в предчувствии апофеоза речи.
Леди Этего медленно воздела руки в чистое таанское небо. В голове Стэна мелькнуло: «Как странно, она ни разу не назвала имени вечного императора». Этот прием умолчания был настолько хорош, что Стэн взял его себе на заметку — отличный пропагандистский трюк: сатанинская анонимность врага, его неназываемость.
— Торжественно обещаю вам, соотечественники, что я буду преследовать и гнать врага везде, где его встречу. Я вышвырну его из Пограничных миров. Я выкурю его из Кавите, где он трусливо залег. И затем буду неустанно преследовать его до последних пределов Галактики, пока он не запросит пощады. Клянусь вам, соотечественники, я буду бороться всеми силами. Клянусь одержать победу. Быструю и восхитительную. Но я всего лишь человек, и у меня могут быть слабости. Какой-то изъян во мне может помешать мне выполнить задуманное.
И если я не оправдаю ваших упований, если я не вырву победу для вас…
Последовала долгая пауза.
— …тогда я знаю, что велит мне долг чести!
Стэн был равнодушен к беснованию толпы. Черт с ними, с этими одуревшими простаками. Но что ни говори, он впервые слышал государственного лидера, который обращался к своему народу — и искренне верил в правдивость каждого своего слова!
С тех пор как Стэн отправился в Колдиез, Сакс-клуб успел закрыться, открыться и опять закрыться. Через несколько часов он откроется вновь, а пока Алекс, Сент-Клер и Л’н с волнением ждали возвращения Стэна в пустом ночном клубе.
Чтобы скрыть свою тревогу, они занимались тем, чем солдаты занимаются в перерывах между боями с тех самых пор, как первый придурок поднял с земли камень и сообразил, что им можно швырнуть в своих соплеменников. Короче, они сидели, ворчали и переругивались.
— Нет, я не хочу жаловаться, — говорила Сент-Клер. — Дела заведения идут отлично, и мне по вкусу выбивать денежки из чертовых таанцев. Просто я человек, которому всегда важен результат.
— Верно, — поддержала Л’н. Она сказала это, быть может, слишком поспешно, но при этом подняла на Сент-Клер хитрую розовую мохнатую мордашку. В ее глазках был немой вопрос.
— А в чем, собственно, проблема, моя медовая? — спросил Алекс.
— В последнее время у меня такое ощущение, что мы топчемся на месте. Ну, подрываем их валюту. Хорошо. Организуем саботаж на производстве. Выкрадываем их секреты. И вообще гадим, где только можно. Прекрасно. Так и нужно; мы им показываем, где раки зимуют.
— Ну так в чем же проблема? — робко осведомилась Л’н.
— Я хочу, чтобы они взвыли, чтоб у них искры из глаз летели! — сказала Сент-Клер. — Я спрашиваю себя: в достаточной ли степени мы вредим нашему врагу?
— Ну, по этому поводу есть история про моего прапрапрадедушку… — начал Алекс.
К счастью, появление блудного сына прервало его рассказ.
У Стэна был ужасающий вид: волосы всклокочены, глаза ввалились, одежда висит как на вешалке. И шел он — прихрамывая.
— Что произошло, черт возьми? — засуетилась Сент-Клер.
Стэн тяжело вздохнул, рухнул в кресло и отчаянным жестом указал на свой рот.
Алекс поспешил принести ему кружку доброго холодного пива. Стэн осушил кружку четырьмя глотками и со стуком опустил ее на стол. Алекс незамедлительно наполнил ее снова. Стэн отпил половину, рыгнул и сделал еще глоточек.
— Ну? — поторопила его Сент-Клер.
— В какую-то минуту показалось, что мне конец. Я попал в полицейскую облаву.
Трое его друзей пришли в ужас. Стэн сделал успокоительный жест.
— Оказывается, этим придуркам понадобился народ на демонстрацию — для изъявления патриотических чувств. И вот мы торчали на главной площади больше пяти часов, пока не явилась леди Этего и не стала промывать нам мозги, призывая к массовому самоубийству. Мы немножко подумали, а потом спросили: ладно, согласны, только можно нам сейчас разойтись по домам?
Черта с два. Эта Этего заявила, что сейчас будет представление театра марионеток, и следующие одиннадцать часов мы выслушивали душераздирающие исповеди врагов народа — нам их показывали на громадных экранах.
— Что за враги народа? — спросила Л’н.
— Да те самые, которых мы выдумали. К концу, когда этих типов казнили, я даже испытал к ним некоторую жалость.