Появление русской канонерки стало для капитана Ледьюка полнейшим сюрпризом — как и для всех остальных на эскадре. Офицеры, матросы, легионеры, поднявшиеся, наконец, на палубы из шлюпок — все были слишком увлечены зрелищем бомбардировки, и даже сигнальщики, которым вообще-то полагается не отрывать глаз от порученного их вниманию сектора, пялились на берег, где с регулярностью метронома поднимались столбы пыли и битого камня — эскадра адмирала Ольри продолжала выкидывать содержимое снарядных погребов на головы
Спустя две или три секунды, вся оптика, что имелась на эскадре — трубы, бинокли, даже медный, на треноге, телескоп, в который старший офицер «Вольты» наблюдал по ночам звёздный свод, обратилось в сторону незваного гостя. Ледьюку не понадобилось много времени, чтобы определить его принадлежность, класс и даже название. Конечно же, это канонерская лодка «Бобр», несущая, согласно регулярно доставляемым в Обок сообщениям, стационерную службу в Адене. Довольно странная фантазия у этих русских — назвать боевое судно в честь водоплавающего грызуна; впрочем, перевод этого слова на язык Вольтера, «Сastor», вызывало гораздо более героические ассоциации с персонажем античной мифологии, одним из двух братьев-близнецов Диоскуров, Кастором и Полидевком.
Да и смотрится канонерка достаточно солидно — несмотря на свои скромные размеры (около тысячи тонн водоизмещения, шестьдесят метров длины), она несёт одно орудие калибра двести двадцать девять миллиметров, ещё одно — стапятидесятидвухмилиметровое, и в дополнение к ним целую коллекцию стволов поменьше. А ещё — броневая палуба, которая в сочетании с мощным вооружением и неплохим ходом, всего на пол-узла меньше, чем у «Вольты», делает её чрезвычайно опасным противником — во всяком случае, для ьрёх французских кораблей, чьё предназначение — гонять арабские посудины, китайские джонки, наводя страх божий на дикарей и аборигенов по всему миру — а отнюдь не вступать в бой с современными военными кораблями.
Адмирал передаёт: «Эскадре атаковать русскую канонерку!» — крикнул сигнальщик, и Ледьюк едва сдержал ругательство. Старику (пятьдесят с лишним лет — это ведь глубокая старость, не так ли?) всё неймётся; он не понимает, что продолжение его личной вендетты с русскими чревато в лучшем случае, трибуналом, а в худшем — гибелью французских моряков, а то и кораблей от огня русских. А стрелять умеют — капитан Ледьюк внимательно изучал описания морских сражений недавно закончившейся войны, и все авторы, как один, отмечали отличную выучку русских артиллеристов, как и высочайшее качество корабельных орудий, произведённых, в-основном в Германии, на заводах Круппа. Меньше всего капитану Ледьюку хотелось подставлять свой потрёпанный крейсер под их огонь — но с адмиралом не поспоришь, себе дороже…
— По местам к бою стоять! — зычно крикнул он в жестяной рупор. — Срубить стеньги, подать из погребов бронебойные снаряды! Оба минных аппарата зарядить и изготовить к стрельбе!
По палубе рассыпался дробот босых пяток, заухали команды боцманов, заскрипели снасти — стеньги вместе с раскинутыми реями поползли вниз, так, чтобы не подставляться понапрасну под неприятельские снаряды, не рушиться на палубу ливнем калечащих обломков рангоута, не волочиться за судном на обрывках такелажа, снижая ход. Одновременно из погребов подавали тяжеленные стальные чушки — бронебойные снаряды, отлитые на заводах фирмы «Крезо». А где-то внизу, ниже ватерлинии, минёры заводили в стальные ребристые трубы подводных аппаратов латунные, начищенные до блеска сигары самодвижущихся мины Уайтхеда. И пусть у «Вольты» нет шпирона, как у флагманского «Примогэ» — если дело дойдёт до ближнего боя, у них найдётся, чем угостить неприятеля!
Ледьюк обвёл взглядом эту суровую суету, столь милую сердцу военного моряка, и произнёс — вполголоса, так, чтобы слышали только стоящие на мостике рядом с ним офицеры:
— Если знаете какие-нибудь молитвы — сейчас самое время. Сейчас эти чёртовы русские покажут нам, где раки зимуют…