Кроме новых органов, созданных в ходе революции, в морском ведомстве, как и в других ведомствах, продолжали действовать старые органы управления. Важнейшим из них был Морской Генеральный штаб (МГШ). Его деятельность была связана не с политическими, а с оперативными и административными вопросами. Так, в декабре 1917 г. появился доклад Морского Генерального штаба (МГШ) «морскому министру»(!), в котором говорилось, что комиссия по демобилизации флота почти не работает, а ее члены загружены другими обязанностями. Все работы по демобилизации фактически «ложатся на мобилизационно-экономическое отделение МГШ в лице, собственно, его начальника, так как оба помощника его в морском деле совершенно неопытные, как экономисты по страхованию, заняты работой по своей специальности»[670]
. «Комиссия по демобилизации не имеет ни штатов, ни делопроизводства, ни средств в своем распоряжении»[671], – говорилось в докладе. Позже сотрудник МГШ В. В. Случевский[672] писал: «В связи с ликвидацией мировой войны и демобилизацией б[ывшим] Генмором был разработан переход флота на мирное положение, причем судовой состав был подразделен по трем категориям: а) действующий флот, б) вооруженный резерв и в) суда, состоящие на долговременном хранении, с определением численности команд для первой группы в 75 % табели комплектации 1915–1916 гг., для второй – 25 % и для последней – 10 %. Эти основания демобилизации явились руководящими; в сентябре – октябре 1918 г. б[ывший] Генмор на чал и лишь в следующем году закончил весьма обширную работу по пере смотру табелей комплектации судов параллельно с группировкой судов по категориям»[673].Вопрос координации действий морского и сухопутного командования был поднят еще после русско-японской войны и продолжал волновать Морской Генеральный штаб в начале 1918 г. В марте в СНК был представлен доклад по МГШ о необходимости создания особого органа по координации деятельности военного и морского ведомств после упразднения поста Верховного Главнокомандующего. Было предложено создать коллегию НКМД (скорее, комиссию по военным и морским делам, подобную будущему РВСР) со следующими задачами:
1. «преподание военному и морскому ведомству основных заданий по обороне государства;
2. преподание ведомствам обороны руководящих указаний по реорганизации и воссозданию вооруженных сил страны (армии и флота);
3. объединение и координация оперативной деятельности армии и флота по отношению к поставленным им боевым задачам;
4. разрешение всех общих для военного и морского ведомств вопросов;
5. наблюдение за выполнением ведомствами обороны возложенных на них задач»[674]
.Предусматривалось, что новый орган будет состоять из председателя СНК, наркомов по военным и морским делам, начальника сухопутного Генерального штаба (или «технического руководителя Высшего военного совета») и его помощника по оперативной части, начальника Морского Генерального штаба и его помощника по оперативной части, комиссаров обоих генеральных штабов или членов Коллегий военного и морского комиссариатов, а также «сведущих лиц» с правом совещательного голоса[675]
. Однако весной 1918 г. Сов нарком не смог заняться данным вопросом в силу «крайнего переобременения делами»[676]. Нельзя сказать, что создание Высшего военного совета (ВВС) 17 марта 1918 г. решило задачу, поставленную сотрудниками МГШ, ведь ВВС руководил сухопутным ведомством и его полномочия не распространялись на флот.Одним из традиционных направлений деятельности морского ведомства (как и любого другого) было расширение своей сферы полномочий. 15 января 1918 г. был издан декрет СНК «О подчинении Верховной морской коллегии флотов Балтийского и Черного морей; о передаче из Военного ведомства в морское Приморского фронта Свеаборгской крепости, Кронштадтской крепости, тыловой морской позиции Финского залива, Севастопольской крепости и Приморских батарей Черноморского побережья; о передаче в Военное ведомство сухопутного фронта крепости Петра Великого и о расформировании военно-морских штабов Северного и Румынского фронтов»[677]
.