Флот, революция и власть в России: 1917–1921

В Вооруженных силах юга России А. И. Деникина и в Русской армии П. Н. Врангеля, напротив, наблюдалась острая нужда во флотских офицерах[183]. В самом начале белого движения в Добровольческой армии из 3683 участников Ледяного похода числилось всего 12 морских офицеров, 2 гардемарина и 2 матроса[184]. В распоряжении А. И. Деникина и П. Н. Врангеля оказались остатки Черноморского флота, военно-морская группировка, самая сильная из всех белых формирований. Для заполнения офицерских вакансий пришлось прибегнуть к созданию Корпуса корабельных офицеров из офицеров по Адмиралтейству, направленных на флот офицеров сухопутной армии или произведенных из флотских унтер-офицеров без сдачи ими каких-либо экзаменов. В мартирологе С. В. Волкова, в частности, упоминается штабс-ротмистр Туземного конного полка А. Никитенко, «и. д. боцмана на миноносце “Беспокойный”»[185]. Очевидно, что профессиональная подготовка красных командиров из числа старых матросов ничем не уступала, если не превосходила подготовку белых офицеров ККО. Кроме того, еще 5 сухопутных офицеров, упомянутых в «Мартирологе…» В. В. Лобыцына, служили в белом флоте без формального зачисления в ККО, из них четверо – в белом Черноморском флоте. Именно А. И. Деникин и П. Н. Врангель шире всего практиковали производство морских офицеров в следующий чин: в общей сложности они произвели в офицеры около 80 % всех упомянутых в сборниках В. В. Лобыцына и С. В. Волкова[186]. Необходимость таких «героических» мер косвенно подтверждает тот факт, что у белых оказалось сравнительно небольшое количество флотских офицеров. К. К. Шуберт, вспоминая о создании белой Каспийской флотилии, отмечал: «Вскоре начался набор сохранившихся в распоряжении командования морских кадров для ее укомплектования, и, так как таковых набралось немного, набор в значительной степени пополнялся всякими добровольцами»[187]. Ситуация усугублялась еще и характерной для белого движения перегруженностью штабов и тылов личным составом, что отмечают исследователи[188].

В Боевой речной флотилии колчаковских войск в августе– сентябре 1919 г. числилось 25 офицеров[189], однако только 18 из них несомненно являются офицерами морского ведомства, остальные же 7 – скорее всего, офицеры сухопутной артиллерии. Из числа офицеров боевой речной флотилии лишь трое упомянуты в «Мартирологе…».

В целом, учитывая значительное превышение суммарного числа офицеров, умерших в эмиграции и находившихся на службе в РККФ в марте 1921 г. над числом офицеров, находившихся на службе на 1 января 1918 г., не приходится говорить о больших потерях офицеров морского ведомства в годы Гражданской войны. Полагаем, что потери морского офицерства с той и другой стороны за годы Гражданской войны могут составлять максимум несколько сот человек «по обе стороны баррикады». Эти соображения можно подкрепить еще и тем фактом, что численность бывших офицеров флота, принимавших серьезное участие в боевых действиях на фронтах Гражданской войны, была не слишком велика. Бывшие офицеры в составе РККФ концентрируются в штабах, управлениях и на бездействующем Балтийском флоте, а на боевых кораблях их сравнительно немного. Это объясняется тем, что большая часть кадровых офицеров приняла Советскую власть чисто внешне, постольку поскольку и отнюдь не рвалась проливать свою кровь в борьбе с белыми формированиями, которые возглавляли их же товарищи. В то же время пребывание на Балтике позволяло сохранить реноме защитников отечества от внешнего врага, сначала немцев, а потом и англичан, довольно активно действовавших здесь в 1919 г.

Даже если предположить, что средний профессиональный уровень командного состава РККФ за годы Гражданской войны несколько понизился прежде всего за счет выдвижения в его ряды бывших матросов, то этот недостаток вполне компенсировался увеличением удельного веса командного состава в Красном флоте по сравнению с дореволюционным. Это подтверждал и один из историографов белогвардейского Черноморского флота П. А. Варнек[190].

Представляется важным вопрос о месте, которое занимали бывшие офицеры в Красном флоте. С одной стороны, после Февральской революции наступила значительная демократизация флотских порядков, которую в современной литературе чаще всего приравнивают к росту анархии и развалу флота. Например, уже в августе 1917 г. судовые комитеты Черноморского флота накладывали дисциплинарные взыскания на офицеров и священников, стремились занять кают-компании и адмиральские помещения на судах[191]. Формы, в которые облекались субординация и дисциплина царских армии и флота, были унаследованы в значительной степени от крепостнических времен и воспринимались солдатами и, особенно, матросами как унизительные. Особенно развилось ощущение ненормальности старых дисциплинарных форм на флоте после русско-японской войны и первой российской революции.