Флотская Юность

Ни один походный костер, непременный атрибут туристского палаточного лагеря, вокруг которого проходило общение, а в 1960-х — 1970-х годах в походы ходила вся страна, — не обходился без песен под гитару самодеятельных авторов. Ходили в походы ученые — доктора и кандидаты наук, студенты, учащаяся молодежь. Песни у костра были о странствиях, о природе, о чувствах, о том, что, несмотря на «палаточный неуют», после нескольких дней, проведенных в походе, по сути в другом мире, так тяжело возвращаться в задымленный и запыленный город…

Эти песни произвели на меня удивительное впечатление, не только своим содержанием, но и тем, что, оказывается, можно вот так, под гитару, читать — петь их. В этих песнях «просто жить», не ставя перед собой цели, считалось недостойным творческого человека и даже неприличным. «Бездуховное мещанское существование» всячески высмеивалось. Нормой жизни считалось не просто работать, а обязательно гореть, вкладывать в любимое дело всего себя, не думая о материальных благах.

Бросить большой город и ехать работать на целину, в малообжитые районы Сибири, — представлялось овеянным флером романтики. А покорение Севера, героизм первопроходцев стали главными темами песен.

Бардовская песня обожгла меня, опалила сердце. Песни Визбора, Клячкина, Кукина, позже Татьяны и Сергея Никитиных — интеллигентные, романтичные — вошли в мою душу.

Звон гитарных струн ударил по струнам моей души, вошел в резонанс и перевернул всю душу… То, что мне тогда казалось лишь данью романтики, с годами обернулось твердой жизненной позицией.

Сейчас я понимаю, бардовская песня — это русский феномен, которому суждена долгая жизнь.

Мне всегда нравился наш южный приморский город, красивый в любое время года и при любой погоде. Особенно хорош Приморский бульвар с изящным каменным мостиком с барельефами драконов по бокам арки, с красивыми белокаменными зданиями, обращенными фасадами к морю, — Биологического института, Дворца пионеров, Драматического театра.

Наш городской Драматический театр очень красив. Интерьеры здания — чудо «сталинского ампира», много великолепной лепнины, росписей, позолоты.

Прекрасна белая колоннада пристани, построенной еще при императрице Екатерине II, позже названной «Графской» и ставшей символом города. Красив, в своих развалинах, возвышающийся над городом Владимирский собор — усыпальница четырех адмиралов.

Иногда, по настроению, я любил побродить среди величественных руин древнего Херсонеса, с остатками крепостных стен, колоннами базилик и ступенями амфитеатра, вызывавшими восхищение греческими колонистами, выходцами из Гераклеи Понтийской, создавшими удивительный город на берегах Понта Эвксинского.

Седая древность притягивала и завораживала бездной времени, пролегшей между мной и

жителями Херсонеса, ступавшими две с половиной тысячи лет назад по этим мостовым, по этим, сейчас уже истертым временем, каменным плитам…

Здесь крестился князь Владимир, отсюда пошло православие на Руси.

Мне нравился низкий голос огромного херсонесского колокола, когда брошенный камушек ударял о его край. У этого колокола своя история. После Крымской войны французы вывезли колокол в качестве трофея, и он несколько десятков лет висел в соборе Парижской Богоматери в Париже, а когда в 1913 году отношения улучшились, его вернули обратно. Колокол много лет выполнял роль звукового маяка. Во время тумана монахи звонили в него, предупреждая корабли об опасности.

Наш город — город особенный, морской форпост на юге страны. Его история — история побед русского оружия, русского духа, о чем зримо свидетельствуют многочисленные памятники города: от скромного — подвигу экипажа брига «Меркурий», вышедшего победителем в неравном бою с двумя турецкими линейными кораблями, с дерзкой надписью «Потомству в пример» и стройной колонны с орлом на вершине, венчающей рукотворную скалу в бухте — «Затопленным кораблям» в Первую оборону, до величественного монумента матросам и солдатам Второй обороны.

Наш город — город-форпост, преданный и переданный по пьяни руководством СССР в конце ХХ века одной бывшей республике, в одночасье ставшей «самостийной и незалежной» страной, правда никогда до этого не знавшей государственности, невзирая ни на что, через много лет все равно вернулся в родную гавань.

Скажу о себе. Я никогда не сомневался, что рано или поздно это возвращение произойдет.

Но то, что все произошло так бескровно и неожиданно для всего мира, ставит это деяние в один ряд с деяниями Великой императрицы Екатерины Второй.

Мне всегда нравились улицы нашего приморского города с белоснежными красивыми зданиями, возведенными из инкерманского камня, с тенистыми балконами увитыми виноградом…