Флотская Юность

Основная задача, стоявшая перед нами — расчет запаса реактивности перед выходом на боевую службу. Эти данные позволяли командованию принять решение о возможности или невозможности выхода атомной подводной лодки в автономное плавание. На первых порах я был единственным офицером, прошедшим курс обучения в Атомном институте и имевшим официальный допуск к этим работам, поэтому основная рабочая нагрузка пришлась на меня. Я понимал, что, даже находясь далеко за Полярным кругом, необходимо быть в курсе последних научных изысканий в ядерной физике. Благодаря моей настойчивости к нам стали поступать специализированные научно-технические журналы «Атомная энергия», «Атомная техника за рубежом» и другие.

Разместился я на плавказарме. Пристроив в шкафу в каюте свой небольшой багаж, вышел на палубу плавказармы. Дул несильный, но острый, как нож, северный ветер. Хлюпала вода за бортом ПКЗ. Я смотрел по сторонам и понимал, что все это теперь надолго мой родной пейзаж.

На ПКЗ после обеда отдыхали. Я всегда спал в каюте у соседей, соблюдая старинный морской закон, которому меня учил еще отец: «Если хочешь спать в уюте, спи всегда в чужой каюте». И что удивительно — этот закон всегда срабатывал. Если тебя срочно искали, то, конечно, искали в твоей каюте…

В свободные вечера много читал. Вообще я люблю читать. Читать быстро. Это у меня оттуда, из детства, из пятидесятых годов. Проглотил роман Валентина Пикуля «Моонзунд». На одном дыхании читал всю ночь… Бутылка вина — и читал, читал…

Это одна из самых жестких и многогранных книг Пикуля о флоте на переломе эпох. Это легенда о почти самоубийственной отваге русских офицеров в годы Первой мировой войны. Сильная вещь! Затем были ставшие любимыми романы «Три возраста Окини-сан», «Крейсера». Я просто заболел Пикулем.

В те годы флотилией атомных подводных лодок, на которую я прибыл, командовал контр-адмирал М-н. Опытный подводник, участник многих боевых походов атомных подводных ракетоносцев стратегического назначения. Ракетный подводный крейсер, где он был старшим на борту, всплыл из-подо льда в географической точке Северного полюса. Тогда об этом много говорили.

Внешне это был человек среднего роста, с красным лицом, крикун и матерщинник, со своеобразным пониманием путей повышения воинской дисциплины. Он мог остановить офицера за пустяковое нарушение и орать на него матом, невзирая на окружающих.

Вообще, матерщина в те годы на флоте цвела пышным цветом, может быть благодаря примеру таких личностей, как наш командующий.

Как писал епископ Североморский Митрофан (Баданин) в своей работе «Правда о русском мате»: «О какой молитве «За тех, кто в море» на кораблях и частях могла идти речь, когда в советское время… речь моряков отравлена словесной грязью — матом» и далее: «…этот лексикон (мат. — А. Л.) почему-то до сих пор не введен в официальный перечень командных слов и не закреплен в уставе, как официальный язык общения… на флоте». В этом сарказме епископа Североморского есть горькая правда.

Сам я не попадался под горячую руку командующего флотилией, но рассказывали, что частенько, когда офицеры шли пешком из базы домой в Городок, командующий подъезжал сзади на машине, останавливался и требовал от офицеров ответа, почему те не отдают ему, едущему в машине, воинскую честь. У офицеров, понятно, глаз на затылке не было… Командующий приглашал их в свою машину. Офицеры радовались, что быстро доедут до жилого городка к своим семьям, но командующий отвозил их в комендатуру и определял на 10 суток на гауптвахту. Привет семьям!

Не знаю, по какому случаю вице-адмиралом царского флота С.О. Макаровым было сказано: «Самодуры не создают дисциплины, а только развращают людей». Но сказано метко!

Так вот, командующий начал «закручивать гайки». В Городок в рабочее время не попадешь. Из зоны не выпускают без специальных вкладышей в пропуска, которые придумал командующий. Даже с отпускным билетом не пройти через КПП без специального вкладыша.

Наш Шеф, благодаря своим пробивным способностям, а проще говоря «связям», оформил нам эти вкладыши, и выход в город перестал быть проблемой. Мы могли выйти из зоны в любое время, что здорово упрощало нам, его подчиненным, жизнь. Отлично!

Время шло, я договорился с товарищем, экипаж которого переводили в другой гарнизон, чтобы временно пожить у него на квартире. Квартира была двухкомнатная. В одной комнате товарищ сложил свои вещи, другая была в моем распоряжении. Приходя после службы домой, я мыл и красил это временно перепавшее мне жилье, переклеивал обои…

В феврале кончилась полярная ночь. Над сопками ненадолго стало появляться бледное северное солнце, но это ни в коей мере не означало окончания зимы. Снег, пурга и мороз еще долго были постоянными факторами нашей жизни, нашего существования. Таков Север.