Флоту — побеждать!

— А противоминная защита? — подпустил шпильку Макаров.

— Конечно у французов лучше, тут спорить нечего, — согласился начальник штаба, но тут же отпарировал. — Но какое это будет играть значение в линейном сражении — артиллерийском бою?

— Кто знает, кто знает… — Степан произнёс эти слова „тем самым тоном“, и чуть не вставил между дважды повторёнными „кто знает“ „дорогой Ватсон“. — У „Цесаревича“ кстати, носовой и кормовой огонь посолиднее будут, не так ли?

— В залпе, Степан Осипович, в залпе, — немедля отпарировал Молас. — К тому же бой на острых курсовых углах для броненосцев малохарактерен, а вот в скорострельности башенные установки здорово проигрывают казематным орудиям, разве не так?

— Приходится согласиться. И значительно дороже к тому же, — хитро прищурился Макаров. — Михаил Павлович, извините великодушно, но мне просто нужен был „адвокат дьявола“. А в целом я полностью разделяю вашу точку зрения. Но ведь могу и ошибаться, правда?

— Ах, вот оно что, — слегка смутился начальник штаба. — Не совсем честно, Степан Осипович. Но тогда разрешите и мне позволить себе маленькую месть?

— Полностью в вашем распоряжении, тем более, что горизонт чист, а поговорить и поспорить с умным человеком всегда приятно и интересно.

— Благодарю. Так вот, у каждого, даже самого лучшего корабля имеются свои достоинства и недостатки. А как вы представляете себе идеальный боевой корабль?

— Знаете, — усмехнулся Степан, — давайте поменяем „идеальный“ на „совершенный“, например. А то „идеальный корабль“ на то и идеальный, чтобы скорости света достигать.

— Конечно, конечно. Но всё-таки?

— Вы имеете в виду корабль линии?

— Именно его.

— Хорошо. Итак: несколько более двадцати тысяч тонн водоизмещения…

— Сколько? — слегка ошалел Молас.

— Вы разрешили мне мечтать, Михаил Павлович, — широко улыбнулся Макаров. — Дослушайте уже. В такую махину можно будет впихнуть весьма мощную энергетическую установку, так что узла двадцать два корабль давать должен… Пять двухорудийных башен с пушками в двенадцать дюймов установленных в диаметральной плоскости, по две в носу и корме одна над другой и одна в середине корпуса. И никакого промежуточного калибра — только главный и противоминный — что-то около шестнадцати орудий в сто двадцать миллиметров.

— Простите, Степан Осипович, но вы придумали какого-то страшно дорогого и нереального монстра, — не удержался начштаба.

— А я ещё не закончил. Надёжное бронирование всех жизненно важных участков, как то погребов боезапаса или машинного отделения, противоминная защита на уровне самых лучших французских образцов… Ну вот так, если вкратце…

— Насколько я помню, вы были сторонником вообще безбронных линейных судов.

— Мир меняется, любезный Михаил Павлович. И я меняюсь вместе с ним. Каюсь: находился под впечатлением японо-китайского сражения в устье Ялу, где именно небронированные скороходы японцев решили исход битвы. Но наша последняя баталия с противником показала, что броня в генеральном сражении, безусловно, необходима. И броня надёжная. Нужно не „помазать“ судно бронёй, а надёжно защитить все его участки борта, попадание в которые чревато выводом корабля из строя или вообще его гибелью.

— Прошу прощения, ваши превосходительства, — подошёл к адмиралам Щенснович. — Телеграмма с „Новика“.

— Что там? — немедленно повернулся к командиру броненосца Макаров.

— Наблюдают на норде японский крейсер. Почти наверняка — „Адзума“.

— Если почти наверняка — значит наверняка. Этого трудно спутать с кем-то ещё в дальневосточных водах.

Силуэт броненосного крейсера „Адзума“ действительно был легко узнаваем — третья труба стояла на нём в значительном удалении от первых двух.

— Передать на „Новик“: „Продолжать наблюдение. Идём к вам. Сообщать о ситуации каждые десять минут“. Какой у нас ход, Эдуард Николаевич?

— Четырнадцать узлов, ваше превосходительство.

— Увеличить до шестнадцати.

— Слушаюсь! — козырнул каперанг и отправился передавать распоряжения командующего.

— Как думаете, Степан Осипович, — с сомнением в голосе промолвил Молас, — этот „Адзума“ пришёл сюда один или японцы перебросили к нам всю эскадру Камимуры?

— Просто с языка у меня сняли вопрос, — усмехнулся Макаров. — Только что собирался вас спросить о том же самом. Но, в любом случае, по возвращении в Артур необходимо телеграфировать Иессену, о приказе сбегать своими крейсерами до Цусимы. Нужно показать нашим узкоглазым друзьям, что Японское море оставлять без присмотра для них чревато серьёзными неприятностями. Однако об этом потом — вон Щенснович снова к нам спешит…

— С „Новика“ передали: „Наблюдают ещё три дыма. Направлением к нам“.

— О типе судов не сообщили?

— Всё, что передали, я вам доложил.

— Телеграфируйте: „Отходить к эскадре, не теряя визуального контакта с противником. Доклады продолжать“.

— Есть, ваше превосходительство! — откозырял командир броненосца и снова оставил адмиралов наедине.

— Как думаете, Степан Осипович — „собачки“ к нам спешат или сам Того с броненосцами?

— Думаю, что и те, и другие. Хотя чего гадать — не пройдёт и получаса, как узнаем.