Флоту — побеждать!

А крейсера Рейценштейна продолжали делать своё «чёрное дело». Дева уже понял, как он ошибся, стараясь увлечь «Баяна» со товарищи за собой от повреждённого «Кассаги» — тот уже наверняка опустился на дно морское, а вот теперь подобная участь совершенно конкретно ожидала и «Такасаго» — «Аскольд» и кормовой плутонг «Баяна» избили вражеский корабль так, что шансов на выживание у крейсера каперанга Исибаси не оставалось никаких.

Заканчивать боевой эпизод Иванов с Грамматчиковым опять предоставили подходящему «Богатырю», а сами поспешили к Ухтомскому, гоня перед собой удирающий «Читосе». Вслед за ними поспешили и «Пересвет», и «Новик» с миноносцами. Как ни хотелось Матусевичу провести генеральную репетицию действий своего отряда на реальном вражеском объекте, но, во-первых, было жалко мин, которые с огромной степенью вероятности могли понадобиться в самое ближайшее время, а во-вторых, Стемман уже приступил к делу. И много времени ему не понадобилось, чтобы несколькими залпами окончательно доломать обречённого. Один из многочисленных шестидюймовых снарядов, по всей вероятности, добрался до котлов, ибо практически одновременно с тем как «Такасаго» буквально разломило пополам, он окутался облаками белого пара[9].

Выполнив свою задачу, «Богатырь» поспешил к основным силам, чтобы принять участие в финальном акте сегодняшнего боя.

* * *

Пока броненосцы Макарова спешили на соединение с остальными силами артурской эскадры, не было никакой необходимости находиться в броневой душегубке боевой рубки. Командующий с остальными вышли на мостик и стали получать временное удовольствие от морского ветра, освежавшего лицо и пейзажа радовавшего взор. Взор особенно радовала такая деталь данного пейзажа, как днище «Сикисимы» пока ещё возвышавшееся над волнами.

— Эдуард Николаевич, запросите пока «Цесаревича» и «Победу» о повреждениях.

— Запрос уже сделан, ваше высокопревосходительство, — отозвался Щенснович. — Ждём ответа.

— А что у нас?

— Думаю, что через несколько минут смогу ответить. Если не исчерпывающе, то близко к тому.

Действительно, через четыре минуты лейтенант Скороходов доложил об основных повреждениях: пробоина в носовой части в районе кондукторской кают-компании, (несколько выше ватерлинии, но захлёстывается волнами), солидные дырки в первой и третьей трубах, разбиты все прожекторы кроме одного на фок-мачте, уничтожены оба дальномера, несколько попаданий в броню без её пробития. Кроме того выкрошились зубья подъёмных шестерён у двух шестидюймовых орудий левого борта. Но самые большие неприятности доставил двенадцатидюймовый, угодивший в кромку амбразуры кормовой башни, причём, попавший именно в тот момент, когда производилось заряжание орудий — от взрыва собственный снаряд сместился назад, раздавил оба полузаряда и заклинил зарядник. Парусиновые чехлы на амбразурах загорелись, и при их тушении залили водой реле и клеммы электрического привода. Башня теперь могла разворачиваться только вручную. Убито на броненосце восемнадцать матросов, ранены мичманы Саблин, Столица и князь Голицын и сорок девять нижних чинов.

Степан, слушая доклад, успел посмотреть на котельное железо, которым заузили смотровые щели боевой рубки, и только с левой её стороны насчитал восемь отметин от осколков. Осколков не влетевших, и не посеявших смерть внутри.

К тому моменту, когда закончил свой доклад старший офицер «Ретвизана», поступили сведения с «Цесаревича» и «Победы». Если на первом, как впрочем и ожидалось, всё было в полном порядке — восемь раненых, мелкие дырки и вышедшая из строя средняя шестидюймовая башня левого борта, то от Зацаренного доклад оказался менее оптимистичным: прошило восьмидюймовую броневую плиту — затоплена угольная яма и три отсека, в районе миделя пробит верхний броневой пояс, пять пробоин в небронированных участках, попадание в отделение носового минного аппарата — благо, что Макаров категорически запретил заряжать оные перед боем… Семь убитых, тридцать шесть раненых.

Но все три броненосца вполне могли поддерживать пятнадцатиузловый ход, что и делали. Расход боезапаса был у всех приблизительно равным — около половины снарядов главного калибра и треть шестидюймовых.

— Ухтомский начал, Степан Осипович, — привлёк внимание командующего Молас. Звук пока ещё не успел долететь до мостика «Ретвизана», но все, кто смотрел в нужную сторону, увидели огонь и дым выстрела на «Петропавловске». Когда услышали и собственно отдалённый грохот, лейтенант Кетлинский щёлкнул секундомером.

— Двадцать шесть секунд, — небольшая пауза… — Около сорока кабельтовых.

— Уже меньше. Спасибо! — кивнул старшему артиллеристу броненосца Макаров. — Эдуард Николаевич, — это уже Щенсновичу, — Прикажите передать: «Быть готовыми к развороту влево на пятнадцать румбов на траверзе второго в линии корабля противника». И примите два румба вправо.

— Есть!

— Вы что задумали, Степан Осипович? — слегка обеспокоено поинтересовался начальник штаба. — Зачем разворот? Не разумнее ли пройти на контркурсах до конца японского кильватера и обрезать им корму?