«Флоту – побеждать!»

— Прекрасный все-таки броненосец «Ретвизан», — прервал затянувшуюся паузу на мостике Молас. — Думаю, что один из лучших в мире на данный момент.

Вагонные споры — последнее дело, Когда уже нечего пить. Но поезд идет, бутыль опустела, И тянет поговорить…

Именно эта песня вспомнилась Маркову-Макарову в данный момент. Ну да — скучно: слева горизонт, справа горизонт, по курсу тоже, мать его етить, горизонт. Можно и на ют сбегать, но зачем? Картинка будет та же самая.

— А офицеры «Цесаревича» с вами бы поспорили, Михаил Павлович, — поддержал беседу командующий флотом.

— Да, наверное. У «Цесаревича» есть свои преимущества…

— Именно. И только в бою можно будет проверить, какой из проектов лучше. Не так ли?

— И то не наверняка, Степан Осипович — в бою возможны всякие случайности, вплоть до самых нелепых. Судить о корабле по результатам попадания «золотого снаряда» вряд ли стоит.

— Полностью согласен. Ну а если все-таки потеоретизировать, какой броненосец, по-вашему, лучше и почему?

Молас секунд на двадцать задумался…

— Все равно ставлю на «Ретвизана» — забронирован более полно, казематное расположение шестидюймовой артиллерии надежней башенной, да и скорострельность выше, условия для экипажа здесь лучше, хоть и на «Цесаревиче» неплохие…

— А противоминная защита? — подпустил шпильку Макаров.

— Конечно, у французов лучше, тут спорить нечего, — согласился начальник штаба, но тут же отпарировал: — Но какое это будет иметь значение в линейном сражении — артиллерийском бою?

— Кто знает, кто знает… — Степан произнес эти слова «тем самым тоном» и чуть не вставил между дважды повторенными «кто знает» «дорогой Ватсон». — У «Цесаревича», кстати, носовой и кормовой огонь посолиднее будут, не так ли?

— В залпе, Степан Осипович, в залпе, — немедля отпарировал Молас. — К тому же бой на острых курсовых углах для броненосцев малохарактерен, а вот в скорострельности башенные установки здорово проигрывают казематным орудиям, разве не так?

— Приходится согласиться. И значительно дороже к тому же, — хитро прищурился Макаров. — Михаил Павлович, извините великодушно, но мне просто нужен был «адвокат дьявола». А в целом я полностью разделяю вашу точку зрения. Но ведь могу и ошибаться, правда?

— Ах, вот оно что, — слегка смутился начальник штаба. — Не совсем честно, Степан Осипович. Но тогда разрешите и мне позволить себе маленькую месть?

— Полностью в вашем распоряжении, тем более что горизонт чист, а поговорить и поспорить с умным человеком всегда приятно и интересно.

— Благодарю. Так вот, у каждого, даже самого лучшего, корабля имеются свои достоинства и недостатки. А как вы представляете себе идеальный боевой корабль?

— Знаете, — усмехнулся Степан, — давайте поменяем «идеальный» на «совершенный», например. А то «идеальный корабль» на то и идеальный, чтобы скорости света достигать.

— Конечно, конечно. Но все-таки?

— Вы имеете в виду корабль линии?

— Именно его.

— Хорошо. Итак: несколько более двадцати тысяч тонн водоизмещения…

— Сколько? — слегка ошалел Молас.

— Вы разрешили мне мечтать, Михаил Павлович, — широко улыбнулся Макаров. — Дослушайте уже. В такую махину можно будет впихнуть весьма мощную энергетическую установку, так что узла двадцать два корабль давать должен. Пять двухорудийных башен с пушками в двенадцать дюймов, установленных в диаметральной плоскости, по две в носу и корме одна над другой и одна в середине корпуса. И никакого промежуточного калибра — только главный и противоминный — что-то около шестнадцати орудий в сто двадцать миллиметров.

— Простите, Степан Осипович, но вы придумали какого-то страшно дорогого и нереального монстра, — не удержался начштаба.

— А я еще не закончил. Надежное бронирование всех жизненно важных участков, как-то погребов боезапаса или машинного отделения, противоминная защита на уровне самых лучших французских образцов… Ну вот так, если вкратце…

— Насколько я помню, вы были сторонником вообще безбронных линейных судов.

— Мир меняется, любезный Михаил Павлович. И я меняюсь вместе с ним. Каюсь: находился под впечатлением японо-китайского сражения в устье Ялу, где именно небронированные скороходы японцев решили исход битвы. Но наша последняя баталия с противником показала, что броня в генеральном сражении, безусловно, необходима. И броня надежная. Нужно не «помазать» судно броней, а надежно защитить все его участки борта, попадание в которые чревато выводом корабля из строя или вообще его гибелью.

— Прошу прощения, ваши превосходительства, — подошел к адмиралам Щенснович. — Телеграмма с «Новика».

— Что там? — немедленно повернулся к командиру броненосца Макаров.

— Наблюдают на норде японский крейсер. Почти наверняка — «Адзума».

— Если почти наверняка — значит наверняка. Этого трудно спутать с кем-то еще в дальневосточных водах.

Силуэт броненосного крейсера «Адзума» действительно был легко узнаваем — третья труба стояла на нем в значительном удалении от первых двух.

— Передать на «Новик»: «Продолжать наблюдение. Идем к вам. Сообщать о ситуации каждые десять минут». Какой у нас ход, Эдуард Николаевич?