Фокус

Чтобы не начать творить что-то такое, что явно не в моем характере, на всякий случай уношу телефон в комнату и ставлю его на подзарядку, тем более, как раз пора. Но если до разговора я мечтал о том, как пожелаю Эльфенке спокойной ночи и выключусь, то сейчас сна ни в одном глазу. Такое чувство, будто мне прямо в вену вкололи лошадиную дозу энергетика, и за минуты он превратил кровяные тельца в гоночные болиды на треке.

Блин, что вообще происходит?

Зачем бросать трубку, даже не дав мне шанса сказать?

Обычно, меня злят такие вещи. Все эти женские «незапланированные слабости», которые обычно очень даже продуманы, вплоть до расписанного по секундам плана, как и куда заламывать руки и где пустить надрыв и слезу. Обычно. Но я не представляю, зачем этот спектакль устраивать женщине, которой от меня ничего не нужно просто потому, что она — не_моя женщина, и формально мы ничего друг другу не должны.

Там же остался «Константин». Может быть, парнокопытное протянуло руки?

Представляю эту ситуацию — и в груди противно клокочет… Нет, не злость. Злился я минуту назад, да и то не так, чтобы сильно. Сейчас я чувствую себя запертым в клетке львом из басни Крылова, у которого отобрали любимую собачку и демонстративно издеваются над ней прямо перед его мордой. И хоть зубы об прутья выломай — ни хрена не сделать.

Лучше думать, что моей выдумщице просто нужно остыть. Ситуация не то, чтобы штатная. Йори запросто могла накрутить себя — женщинам это свойственно, а у этой так вообще «пунктик» на том, чтобы не обидеть меня случайным словом. Йори даже за двусмысленные фразы, над которыми я почти по-доброму смеюсь, то и дело извиняется. Она же умная девочка — самая умная из тех, с кем мне приходилось общаться. Спустит пар, успокоится, вернется домой и напишет. Или позвонит.

Хорошо, что завтра воскресенье, у меня нет эфиров и я смогу компенсировать неожиданную бессонницу лишним часом в постели. К счастью, Сова уже доросла до того возраста, когда и сама не прочь поваляться часов до девяти, а если сильно повезет, то и до десяти.

Так что можно сделать себе чашку чая, достать из холодильника сырную палочку и повтыкать в телевизор.

Я успеваю сделать второе и третье, когда в дверь звонят. В десять часов вечера — это точно не визит вежливости кого-то из моих знакомых или коллег. Да и не успел я завести на новом месте таких людей. Так что даже не пытаюсь угадать — уверен, поздний гость меня удивит. В хреновом смысле этого слова.

На пороге стоит Лена.

Заплаканная, с черными «озерами» туши под глазами, с несимметрично припухшей верхней губой. Снова закачивала туда салонную дрянь и снова неудачно? В прошлый раз это была трагедия столетия.

— Ты в курсе который час? — Окидываю ее взглядом, вздыхаю, потому что возле ее ноги стоит спортивная сумка. Та, с которой Лена приехала в Питер, только заметно похудевшая. Кстати, один баул так и остался у меня, и почти две недели бывшая о нем не вспоминала. Видимо, там что-то не особенно важное.

— Андрей… — Лена громко шмыгает носом и прикладывает к кончику носа мятый носовой платок. — Я… я…

Хлопает ресницами, пытается стереть тушь, но вместо этого растягивает черные кляксы почти по всему лицу, отчего то становится похоже на маску кровожадного туземного божества. Вроде горе у человека, а мне ржать хочется. И зло шутить.

— Мне больше не к кому пойтииии… — Лена начинает реветь. Не плакать, а именно реветь, как белуга. Громко и выразительно. Этот звук наверняка слышно на два этажа вверх и вниз. — У меня все забрали. Пожалуйста, я уеду утром, обещаю! Я просто… не смогу спать… — еще одна пауза и попытка высморкаться, — на вокзалееее…

Почему я не удивлен?

[1] P.S. Спасибо “А” за бесценные советы и за “аленя”!^^

Глава восемнадцатая: Йори

Если бы возможность самовозгорания от стыда и унижения была бы одной из физических способностей человеческого организма, я бы стала горсткой пепла еще в тот момент, когда, судя по ответам Кости, Андрей стал невольным участником разговора с моим прошлым.

Именно так я себя чувствовала, пока они вели короткий диалог: старой спичкой, зажигающейся даже от трения о голенище сапога. Даже на секунду показалось, что я в самом деле горю, потому что жар от щек вынуждал то и дело прикрывать глаза. Но ничего такого не происходило: Костя был на месте, мой телефон — в его руке, а диалог — за пределами моего понимая и контроля.

В конце концов, что-то во мне сломалось, потому что я проснулась от рожденного собственной ладонью звука. И от приятной ноющей боли под кожей, оставленной силой удара. Костя так опешил, что даже не пытался зажать телефон в руке — я вернула свое без всяких усилий, но не испытала ни намека на радость. Мне было настолько невыносимо стыдно, что потребовалось сгрести все мужество, чтобы просто приложить телефон к уху.