Фокус с поличным

И все же одна вещь из груды этого хлама – разваленной мебели, подъеденных молью занавесов и облезлых, подновляемых время от времени разрисованных фанерных задников… короче, пропал маленький дээспэшный шкафчик, напольный. Или, скорее, очень низенький комодик. Такой же убогий, как и все остальное. Валерия Рудольфовна, вынужденная по администраторскому долгу присутствовать при осмотре места преступления, отметила этот факт просто от удивления: вот же, понадобился кому-то… С другой стороны, времена были такие, может, и правда, кому пригодилось это страшилище.

Про инцидент девяностого года я выспросила все, что только смогла, пока моя визави не начала перечислять по второму кругу особо приметные детали. Тогда я поняла, что пора закругляться.

И, уже сидя в суши-шопе близ Дома культуры, подвела первые итоги услышанному.

Итак, у Елены Марковны появился кавалер. Это отметили все работники Дома культуры. В милиции этот факт тоже заценили: показания нескольких свидетелей четко указывали на мужчину, с которым Елену Марковну не раз видели неподалеку от места ее работы. Никто не знал, как видный кавалер прозывается. А уж такие подробности, как род занятий или место проживания… нет. Никто ничего, и сама молчок, как говаривал один мой знакомый из полицейских кругов.

Зато потом, когда на имя Елены пришла официальная допросная бумажка, то бишь повестка – в милицию, для дачи показаний, а потом и подозрение в соучастии наклюнулось…

По выражению притомившейся от неприятных воспоминаний Коневец, все знали все. То бишь слухи пошли нешуточные. Но Елена Марковна держалась кремень-бабой; особо вдохновенных сплетниц и болтунов не стеснялась осаживать, а то и гадости подстраивать для острастки и профилактики.

Всего допросов было не то два, не то три. Я отметила себе отдельно: ежели статья в «Вестях Тарасова» окажется малоинформативна, дерну за свои ниточки в полицейских кругах, попрошу копии допросов.

Валерия Рудольфовна не знала о содержании допросов. И статью в «Вестях Тарасова» помнила плохо. Вроде бы от Дорошевич отстали не потому, что она отрицала свою связь с грабителем. А потому, что убедились: была она для него только любовницей, в дела свои он ее не включал и не посвящал. А видного рыжего мужика после первой же повестки из жизни Елены Марковны как ветром сдуло.

Во всяком случае, так утверждала Валерия Рудольфовна. У дверей Дома культуры Елену больше никто не ждал, не встречал. Да и сама Дорошевич как-то раз при всем честном коллективе дала слабину. И впала в такую истерику с достойными любого бразильского сериала стенаниями, слезами и заламываниями рук, что ей моментально простили все. Шепотки умолкли; любая сотрудница ДК, вплоть до уборщицы бабНины, считала нужным подбодрить-утешить-подставить-плечо и да, Леночка, все мужики сво…

Любезно проявляли снисхождение от того, что гордая, сильная Елена очутилась в навозе по самую макушку.

После этого, как заявила Коневец, характер у нее и начал портиться. И деятельность ее стала беспокойнее, бестолковее. К примеру, на одном из заседаний коллектива Дорошевич сразилась и победила в споре о той самой «рухляди» – тогда еще нестыдном театральном реквизите. Доказала, что хлам этот хорошо бы списать, а пока не списали – хранить в подвале. Странно, что она, такая целеустремленная и практичная, стала тратить на это силы: хламу было неплохо и в кладовой при актовом зале.

– Но вот, – сказала на это Валерия Рудольфовна, – тогда еще мало времени прошло с тех допросов, со статьи той. Решили не давить, не спорить и уступили.

О том, что она собралась обратно в Запокровское, бросая все еще перспективный Тарасов, Коневец узнала от самой Елены Марковны. Весть о возвращении была самым безобидным, что Дорошевич, вновь изрядно поддатая, сообщила бывшей коллеге. В тот раз, когда, уже уволенная, она в одном из переулков близ ДК подстерегла Валерию Рудольфовну. И, дыша алкоголем, начала высказываться о наболевшем.

Вот тогда-то Запокровское и всплыло. Валерия Рудольфовна даже смогла для меня выудить из памяти более-менее точный адрес запокровской прописки – видела его когда-то в личном деле Дорошевич.

Под конец встречи (я вспомнила об этом буквально в последний момент) я уточнила, не интересовался ли кто-то еще в последнее время Еленой Марковной. Не навещал ли Валерию Рудольфовну один молодой человек вот такой-то и такой-то наружности, с таким-то голосом?

Нет, вообще никто не приходил, не задавал никаких вопросов, и, мол, слава богу, что не приходил, и без того хлопот по горло! Валерия Рудольфовна, с явным облегчением и от того бестактно, заявила, что я вообще первая, кто сунулся к ней выспрашивать об этом. Мол, такую историю, как эта, она с явным удовольствием стерла бы из своей памяти.

«Не сомневаюсь, – подумала я, – как и память обо всех годах работы младшим администратором, дорогуша».

Что ж, пока негусто, но результативно.