Фокус с зеркалами

– Нет, милый Стив. Ты все тот же. Помнишь, как я всюду увязывалась за вами, когда вы приезжали на каникулы?

– И какая ты была несносная девчонка… Что ж, теперь роли переменились. Теперь ты делаешь со мной, что хочешь, верно, Джина?

Джина коротко сказала:

– Идиот! – И продолжала: – Как ты думаешь, Эрни врет? Говорит, будто выходил вчера ночью, и намекает, что мог бы кое-что рассказать об убийстве. Может это быть правдой?

– Конечно нет. Ты же знаешь, какой он хвастунишка. Лишь бы обратить на себя внимание.

– Знаю. А все-таки…

Дальше они шли молча.

2

Заходящее солнце освещало западный фасад дома. Инспектор Карри огляделся.

– Говорите, примерно здесь остановили вчера вечером вашу машину? – спросил он.

Алекс Рестарик немного отступил назад, как бы присматриваясь.

– Да, пожалуй, – сказал он. – Из-за вчерашнего тумана мне трудно определить точно. Скорее всего здесь.

Инспектор Карри еще раз внимательно огляделся. Подъездная аллея делала в этом месте поворот, и из-за кущи рододендронов внезапно выступал западный фасад дома с его террасой, ступеньками, выходившими на газон, и живой изгородью из тиса. Дальше аллея вилась среди деревьев, проходила между домом и озером и перед восточным фасадом дома заканчивалась широкой площадкой, усыпанной гравием.

– Доджет! – скомандовал инспектор.

Констебль Доджет, стоявший наготове, тут же начал действовать. Он пересек по диагонали газоны, добежал до террасы и вбежал в боковую дверь. Несколько секунд спустя в одном из окон был подан знак – сильно колыхнулась занавеска. Констебль Доджет снова появился в дверях и вернулся, пыхтя, как паровая машина.

– Две минуты сорок две секунды, – сказал инспектор Карри, щелкнув своим секундомером. – Эти дела много времени не требуют, – благодушно заметил он.

– Я бегаю не так быстро, как ваш констебль, – сказал Алекс. – Вы, очевидно, хронометрируете мои предполагаемые передвижения.

– Я только выяснил, что у вас была возможность совершить это убийство. Вот и все, мистер Рестарик. Я не выдвигаю никаких обвинений – пока.

Алекс любезно сказал констеблю Доджету, который все еще не мог отдышаться:

– Конечно, бегаю я не так быстро, но думаю, что я меньше бы запыхался.

– Это у меня с прошлогоднего бронхита, – сказал Доджет.

Алекс обернулся к инспектору:

– Все стараетесь вывести меня из себя, смотрите, как я буду реагировать, а ведь мы, творческие люди, такие чувствительные и нежные создания! – Его тон стал насмешливым. – Слушайте, неужели вы всерьез думаете, что я причастен к этому делу? В таком случае, зачем бы я стал присылать миссис Серроколд отравленные конфеты и свою визитную карточку?

– А может быть, вы хотите посеять в нас сомнения. Ведь существует такая вещь, как двойной блеф, мистер Рестарик.

– Так-так. Остроумная догадка. Кстати, неужели конфеты и в самом деле оказались отравленными?

– Да, шесть конфет с ликером в верхнем ряду были отравленными. Там был аконит.[63]

– Нет, этот яд не из моего арсенала, инспектор. Я питаю слабость к кураре.[64]

– Кураре вводится в кровь, мистер Рестарик. А не в желудок.

– Познания полиции поистине безграничны, – с искренним восхищением сказал Алекс.

Инспектор Карри искоса бросил внимательный взгляд на молодого человека. Он отметил слегка заостренные уши, неанглийский, монгольский, тип лица и глаза, в которых искрилась смешинка. По лицу Алекса Рестарика трудно было угадать его мысли. Сатир[65] или фавн[66]. Немного раскормленный фавн, вдруг подумал инспектор Карри, и от этой мысли ему стало неприятно.

Плутоват и неглуп – вот как бы он определил Алекса Рестарика. Умнее своего брата. Мать у них была русская, так он слышал. «Русские» были для инспектора Карри тем же, чем был Бони[67] в начале девятнадцатого века или гунны[68] в середине двадцатого. Все, имевшее отношение к России, по мнению инспектора Карри, было чем-то скверным. Если Алекс Рестарик убил Гулбрандсена, этому есть вполне удовлетворительное объяснение. К сожалению, инспектор Карри вовсе не был убежден, что убил он.

Констебль Доджет наконец отдышался и заговорил:

– Я подергал занавески, как вы приказали, сэр, – сказал он. – Потом сосчитал до тридцати. А на занавесях, вверху, один крючок оторван. Они неплотно сходятся. Значит, снаружи можно видеть в комнате свет.

Инспектор Карри спросил Алекса:

– Вы не заметили вчера, был ли в том окне свет?

– Я вообще не мог видеть дом из-за тумана. Об этом я уже говорил вам.

– Туман не всегда бывает сплошной. Иногда он рассеивается – то здесь, то там…

– Но не настолько, чтобы я мог видеть дом. Его центральную часть. А гимнастический зал, рядом с ним, виднелся сквозь туман, точно призрак. Получалась полная иллюзия портовых пакгаузов[69]. Я уже говорил вам, что ставлю балет «Ночи в порту»?

– Да, говорили, – подтвердил инспектор.

– Привыкаешь, понимаете ли, всюду видеть декорации, а не существующую реальность.

– Возможно. Но ведь и декорации вещь вполне реальная, не правда ли, мистер Рестарик?

– Я не совсем понимаю вас, инспектор.