Микроавтобус несся вперед. Солнце зашло, и зарево от горящего самолета позади стало еще ярче. В ночи они мчались то по проселочным дорогам, то, судя по тряске, просто по бездорожью.
Довольно долго Хилари бодрствовала, раз за разом прокручивая в голове события дня, но в конце концов усталость взяла верх и она, подпрыгивая на сиденье и клонясь из стороны в сторону, все-таки уснула. Спокойным этот сон назвать было трудно — она то и дело просыпалась на очередном ухабе, соображала, где находится, пыталась собраться с мыслями, но быстро начинала клевать носом и засыпала опять.
Пробудилась она, когда микроавтобус внезапно затормозил, а Питерс легонько потряс ее за плечо.
— Просыпайтесь, — сказал он, — мы, похоже, куда-то приехали.
Пассажиры, помятые и усталые, вылезли наружу. Они подъехали к дому, окруженному пальмами. Было по-прежнему темно, и вдалеке виднелись огоньки — возможно, там была деревня. При свете фонарика их отвели в дом, где две хихикающих берберки с любопытством уставились на Хилари и миссис Келвин Бейкер, не обратив ни малейшего внимания на «монахиню». Всех трех женщин отвели в комнатку наверху, где на полу лежали три тюфяка и кое-какие покрывала. Никакой мебели не было.
— У меня все затекло, — пожаловалась миссис Бейкер. — От такой езды тело сводит судорогами.
— Неудобства не имеют значения, — категорично заявила «монахиня».
Оказывается, она говорила по-английски вполне правильно и свободно, хотя и с резким гортанным акцентом.
— Вы здорово вошли в роль, мисс Неедгейм, — поддела ее американка. — Так и видишь вас в монастыре, бьющей поклоны на каменном полу в четыре утра.
— Христианство женщинам только головы заморочило, — пренебрежительно усмехнулась мисс Неедгейм. — Какой культ слабости, какое слюнтяйское самоуничижение! Вот у язычниц была сила! Они и жизнью наслаждались, и умели завоевать в ней свое законное место. А чтобы победить, можно перенести что угодно. Тут страдания не в счет.
— Не знаю, не знаю, — зевая, отозвалась миссис Бейкер. — Лично я предпочла бы сейчас оказаться в уютной постели в «Пале-Джамаи» в Фесе. А вы, миссис Беттертон? Бьюсь об заклад, что вся эта тряска разбередила ваши ушибы.
— Да, я себя неважно чувствую, — призналась Хилари.
— Сейчас нам принесут чего-нибудь поесть, потом я вам дам аспирину и уложу спать.
На лестнице послышались шаги, смех и женские голоса. В комнату вошли две берберки с подносом, на котором стояло большое блюдо манной каши и мясная похлебка. Поставив поднос на пол, они удалились и через некоторое время вернулись с наполненным водой тазиком и полотенцем. Одна из них пощупала жакет Хилари, пропустив материю между пальцами, и поделилась своими впечатлениями с товаркой. Та, кивнув, проделала ту же операцию с платьем миссис Бейкер. Мнимую монахиню они не заметили.
— Кыш, — замахала на них руками миссис Бейкер, словно отгоняя назойливых кур. — Кыш отсюда!
Берберки, не переставая смеяться, ретировались.
— Что за люди! — вздохнула миссис Бейкер. — Никакого терпения на них не хватит! Вся их жизнь — это дети и тряпки.
— А они ни к чему другому и не пригодны, — отозвалась мисс Неедгейм. — Это низшая раса, способная только прислуживать.
— Не слишком ли вы к ним строги? — осведомилась задетая таким высокомерием Хилари.
— Не терплю сантиментов. Есть те, кто правит, их мало; все прочие им служат.
— Но в конце концов…
— У каждой из присутствующих есть на этот счет собственные соображения, — не терпящим пререканий тоном заявила миссис Бейкер, — и все они по-своему интересны, но времени обсуждать их у нас нет. Сейчас нам надо как следует отдохнуть.
Берберки тем временем принесли мятный чай. Хилари охотно приняла пару таблеток аспирина, поскольку голова у нее и вправду раскалывалась. Потом они устроились на своих ложах и крепко заснули.
На другой день они проснулись поздно. Как сообщила миссис Бейкер, отправиться дальше им предстояло только вечером Из комнаты, где они провели ночь, открытая лестница вела на плоскую крышу, откуда можно было полюбоваться окрестностями. Вдалеке виднелась деревня, но их дом стоял на отшибе, в большом пальмовом саду. После пробуждения миссис Бейкер указала им на три вороха одежды, сложенных у самой двери.
— На следующем участке пути придется выдавать себя за туземцев, — пояснила она, — так что нашу одежду нужно оставить здесь.
В результате изящный костюм американки, твидовый жакет и юбка Хилари и монашеское одеяние мисс Неедгейм были отложены в сторону, а на крыше сидели и болтали три чистокровные марокканки. От всего этого создавалось ощущение нереальности.