— Да-да, я как раз хотела бы с вами об этом посоветоваться: я хочу за все заплатить. — Она опустила глаза. В руках у нее была чековая книжка и конверт. — Я написала вам письмо, на случай, если вас не застану, хотела извиниться и оставить чек, чтобы вы могли раздать ребятам деньги… Но когда начала заполнять чек, обнаружила, что у меня кончились чернила…
— Мы с вами составим список вещей.
— Я уже составила. По-моему, тут все правильно. Но не знаю что лучше: купить новые вещи или отдать деньгами?
— Надо подумать.
— Но чек я все-таки хочу оставить, так мне будет спокойней.
Миссис Хаббард чуть было не сказала: «Неужели? А почему это тебе должно быть спокойней?»
Однако, вспомнив, что студенты частенько сидят на мели, решила, что так, пожалуй, будет лучше. И потом, это утихомирит Женевьев, а то ведь та закатит скандал миссис Николетис. Впрочем, скандала все равно не миновать…
— Ладно. — Миссис Хаббард пробежала глазами список. — Мне трудно сразу определить, сколько что стоит…
— Давайте прикинем примерно, и я выпишу чек на эту сумму. Если будет много, то остаток вы вернете, если наоборот, то я потом доплачу.
— Хорошо. — Миссис Хаббард специально назвала несколько большую сумму. Силия молча открыла чековую книжку.
— Черт побери эту ручку! — Силия подошла к полкам, куда студенты обычно клали всякие мелочи. — Чернил нет, только эта зеленая гадость Найджела. Ладно, заправлю ими. Надеюсь, он не будет возражать. Не забыть бы сегодня купить чернила…
Она заправила ручку, вернулась к столу и выписала чек.
Протягивая его миссис Хаббард, она взглянула на часы:
— Уже опаздываю. Пожалуй, я не буду завтракать.
— Нет-нет, съешьте хоть что-нибудь, Силия… хотя бы бутерброд, нельзя идти на работу голодной… Да-да, я вас слушаю! — Она обернулась, поскольку в комнату вошел Джеронимо, слуга-итальянец, он бурно жестикулировал, и его высохшее обезьянье лицо забавно морщилось.
— Падрока[261]
, она только приходила. Она хотела вас видеть. Она совсем сумасшедшая, — добавил он, сопроводив последние слова выразительным жестом.— Иду, иду!
Миссис Хаббард поспешно пошла к двери, а Силия, схватив булку, торопливо принялась отрезать от нее кусок.
Миссис Николетис металась по комнате, точь-в-точь как тигр в клетке перед кормлением.
— Что я слышу? — накинулась она на миссис Хаббард. — Вы бегали в полицию? Тайком от меня? Да что вы себе позволяете? Боже мой, что позволяет себе эта женщина?
— Я не бегала в полицию.
— Лжете.
— Миссис Николетис, вы не смеете разговаривать со мной в таком тоне!
— Ах-ах, простите! Конечно, во всем виновата я. Как всегда. Вы все делаете правильно. Подумать только: полиция в моем общежитии! Это приличный дом…
— Да нет, это нам не впервой, — возразила миссис Хаб-Зард, тут же вспомнив несколько неприятных инцидентов. — Уже забыли студента из Вест-Индии, который оказался сутенером? А молодой коммунист с липовым паспортом?..
— Ах так! Вы меня попрекаете? Значит, я виновата в том, что мои постояльцы водят меня за нос, живут по поддельным документам и что их разыскивает полиция по подозрению в убийстве? И вы еще смеете меня попрекать, меня, претерпевшую из-за них столько мук!
— Неправда, я вовсе вас не попрекаю. Я просто говорю, что полиция здесь не внове и при том, что у нас столько студентов, это, осмелюсь заметить, неизбежно. Но тем не менее на этот раз никто не «бегал в полицию». Просто вчера с нами ужинал один частный детектив, очень известный, кстати, детектив. Он читал студентам лекцию — по криминалистике.
— Очень нужна студентам ваша криминалистика! Они сами кого угодно просветят. В кражах, грабежах и прочих гадостях они и сами крупные специалисты! А помочь, реально помочь, никто не хочет.
— Я как раз и пыталась помочь.
— Ну да, вы рассказали вашему приятелю всю подноготную здешней жизни. И чего вы суетесь не в свое дело?!
— Это мое дело. Я отвечаю за спокойствие и порядок в доме. И рада сообщить вам, что все уже утряслось. Одна из студенток призналась, что пропажа вещей — ее рук дело.
— Ах, мерзавка! — воскликнула Николетис. — Чтоб и духу ее тут не было!
— Она и сама собирается от нас съехать и хочет все возместить.
— 5. Возместить! Опорочила нас навеки… А теперь возместить… Кто же теперь захочет у нас жить! — Миссис Николетис бросилась на диван и горько разрыдалась. — Никто меня не жалеет, — всхлипывала она. — Как же гнусно со мной поступают! Всем на меня наплевать! Никто со мной не считается. Умри я завтра, никто не прольет ни слезинки…
Решив не вступать в полемику, миссис Хаббард вышла из комнаты.
«Боже всемогущий, даруй мне терпение!» — взмолилась она про себя и пошла на кухню к Марии.
Мария держалась замкнуто и отчужденно. Слово «полиция» незримо витало в воздухе.
— Во всем обвинят меня. Меня и Джеронимо — povero[262]
. Разве может быть правосудие на чужбине? Нет, для ризотто[263]этот рис не подходит. Лучше я приготовлю спагетти.— Мы вчера на ужин ели спагетти.
— Не важно. У меня на родине едят спагетти каждый день, каждый божий день. И это еще никому не повредило.
— Да, но сейчас-то вы в Англии.