Фокусник

— Э-э, братец, если ты проголодался, то попал не по адресу.

Этим словам Бартушек почему-то обрадовался и опять завилял хвостом.

— Ну, счастливо оставаться!

Мы зашагали по направлению к общежитию. Бартушек встал и, подняв переднюю лапу, с грустью глядел нам вслед.

Шерсть у него была серебристо-темная, какую и положено иметь немецкой овчарке.

Скупые солнечные лучи и морозный воздух образовали над Бартушеком нечто вроде ореола. Он стоял неподвижный как изваяние, и поза его была позой святого, оскорбленного в своей праведности.

Эрнё обернулся и присвистнул.

Бартушек будто только того и ждал. В три прыжка он догнал нас, стал радостно прыгать вокруг, Тибору лизнул руку, а меня дружески потрепал за штанину.

— Ну-ну, старина, полегче…

— Хороша псина, а?

— Ага.

— Давайте возьмем. А то что это за общежитие без собаки!

— Зато, как я вижу, не без осла.

— Тоже мне остряк нашелся… Живодер!

На спор Бартушек не реагировал. Он уже причислил себя к нашей компании, а все прочее не имело для него никакого значения.

— Ах, господи, какой красавец! — Импозантная дама даже остановилась, увидев Бартушека. Лицо ее, покрытое толстым слоем косметики, выражало безмерную любовь ко всему собачьему племени. — Ваш?

— Разумеется. А вы разве его не знаете? Это же знаменитый Джек!

Дама удивленно взглянула на Тибора. Мы тоже.

— О нем и газеты писали, — не моргнув глазом, продолжал он. — Спас малыша, тонувшего в Дунае, и получил за это правительственную награду.

Положение Бартушека в нашем обществе, таким образом, окончательно утвердилось. Хотя сам он во время этого разговора самозабвенно занимался «переучетом» деревьев, росших вдоль тротуара.

— А дамочка-то и уши развесила.

— Эти верят во все, кроме правды.

— Джек! Веди себя прилично, раз ты такой заслуженный.

Бартушек с виноватым видом поплелся за нами.

— Умный пес.

— А как же! Наш человек!..

У входа в общежитие мы озадаченно переглянулись.

— Что делать будем?

— Поселим у директора в кабинете.

— Идея что надо!

— Покормим и выгоним.

— Может, он еще и не пойдет…

Последнюю фразу промямлил я и почти тут же убедился, что недооценил Бартушека. Он пошел, нет, не пошел — припустился вверх по лестнице, прыгая через четыре ступеньки, остановился на площадке между этажами, дождался нас и снова рванулся вперед. Первым вбежал он и в нашу комнату — тщательно обследовал все углы, обнюхал постели, пролез под столом, даже заглянул в окно и только когда обжег себе нос о батарею отопления, угомонился.

— Голодный. Есть у нас что пожевать?

Все только усмехнулись.

— Да-а, Джек, с нами не разжиреешь.

Бартушек завилял хвостом.

— Не понимает, бедняжка.

Эрнё некоторое время молча смотрел на пса, потом вдруг сказал:

— У меня есть кусок хлеба.

— Где?

— Здесь, — показал он на тумбочку Шандора.

— Почему это ты свой хлеб хранишь в моей тумбочке, интересно знать?

— Потому что в любом другом месте его от вас не спрячешь, господин обжора! Но слава богу, тут кое-что имеется… — Эрнё с улыбкой похлопал себя ладонью по лбу.

Шандор обиделся:

— Ну, погоди же…

— Давайте разделим поровну.

— Что тут делить-то! Этой псине и так разве что на один зуб хватит.

Бартушек поймал кусок на лету и разочарованно выплюнул.

— Это еще что за фокусы?! А ну ешь!

— Хлебом брезгуешь, собака?!

— Сразу видно, что не был студентом. Ничего, потом передумает.

— Ребята, а вдруг он из какой-нибудь благородной семьи?

— Может, о нем объявление в газете дадут… Тогда нам, глядишь, и перепадет форинтов эдак пятьсот как нашедшим и честно вернувшим…

— В крайнем случае, продадим.

— Продадим?… Кто его, к черту, купит?! Давайте лучше раздобудем ему жратвы.

— Вперед, Джек!

Бесконечно счастливый Бартушек семенил перед нами по длинному коридору, а мы стучались во все комнаты подряд. Бартушек, разумеется, каждый раз влетал первым, обнюхивал хозяев, а те в испуге поджимали ноги.

— Найдется чем пса покормить?

— Это ваш?

— Украли?

— Еще чего! С этой зверюгой папаша посылает мне срочные письма из Орошхазы.

— И доходят?

— Конечно. В течение часа.

— Ух ты!..

Перепадало где что — тут шкурка от сала, там кость. Бартушек пировал. Через полчаса его уже знало все общежитие. Вернувшись к нам в комнату, он по-хозяйски развалился на кровати, и согнать его оттуда на пол было не так-то просто. Пришлось одолжить у соседей мешок, чтобы устроить ему место для ночлега.

В дверь постучали. На пороге стоял первокурсник с исторического факультета, родом, если не ошибаюсь, из Канижи.

— Я тут сала немножко принес.

— Отлично, клади на стол. Эй, да не вздумай ему давать! Он ест только жареное. Язва у него.

— У пса?

— Нет, у моей прабабушки!

— Ему даже операцию делали — настолько он ценный пес. Британское общество собаководов оценивает его в тысячу фунтов… Да клади же, клади свое сало!

— Неплохо, если бы ты и хлеба принес. Просто так он не любит.

— Привередливый…

— Не гладь, он этого терпеть не может. Неси лучше хлеб поскорей.

Он принес. Мы съели. И сало, и хлеб. Бартушек, глотая слюнки, возмущенно глядел на нас.

— Ты сегодня уже налопался, старина, да и хлеб ты еще не съел. Так что сиди и помалкивай.

— Ребята, а ведь у него имени до сих пор нет.

— Как нет, а Джек?