— Да, скажу я вам, крепкий же попался орешек, — проворчал Яша. — Прямо какие-то соты внутри слеплены. Столько зубчиков, крючков! Да это машина какая-то! — Яша натягивал проволоку, отпускал ее. Пожал плечами, как бы говоря: «Ума не приложу, что там такое внутри!» Сгрудившись, затаив дыхание, тихо стояли все вокруг Яши. Только сопел носом Хаим-Лейб. Не вынеся напряжения, начали перешептываться и хихикать женщины. Наконец Яша произнес ремарку, обычную для своих бесчисленных представлений: «Замок — все равно что женщина. Рано ли, поздно ли — поддается».
Среди женщин раздался смех.
— Не все такие.
— Все. Просто нужно терпение.
— Ладно тебе зубы скалить! Больно уж хвастаешь! — раздражался Мехл.
— Не кидайся на меня, Мехл. Ты с этой штукой полгода возился. Все в нее вложил. Я же не Моисей, в конце-то концов…
— Ага, не выходит, да?
— Выйдет, выйдет. Куда денется. Вот только здесь нажать на пупик… — и в ту же минуту замок открылся. Смех, аплодисменты, шум и гвалт.
— Развяжи меня, Малкеле, — попросил Яша.
Трясущимися руками Малкеле развязала фартук. На столе замок — неловкий, опозоренный. В глазах зрителей — восхищение, радость и смех, только единственный глаз Слепого Мехла смотрит угрюмо.
— Ты колдун, Яша, не будь я Мехл!
— Еще бы! Обучался черной магии в Вавилоне. Могу превратить тебя и Малкеле в пару кроликов.
— А меня-то зачем? Мужу нужна жена, а не кролик.
— А что? Будешь прыгать в клетке…
Все же Яше было не по себе — сидеть тут, с этим ворьем. Знала бы Эмилия, с кем он только водится. Она называла его мастером, боговдохновенным гением. В ее гостиной текли у них беседы о религии, философии, о бессмертии души. Он цитировал мудрые изречения из Талмуда. Говорили о Копернике, Галилее. И вот он здесь, с этой шайкой в Пяске. Но таков он есть. Все-то ему надо быть в новой роли. Яша — это клубок противоречий, сгусток противоположностей, взаимоисключающих черт характера: вера и безверие, добро и зло, искренность и фальшь — все перемешалось. Он может любить нескольких женщин сразу. Вот он, Яша, готовый отречься от своей веры, а было с ним — нашел вырванную из святой книги страницу, подобрал и поднес к губам… Человек подобен замку, и надобно уметь к каждому подобрать свой ключ. Единственный из всех — это он — способен подобрать ключ или отомкнуть без ключа каждую душу.
— На, вот держи, твоя! — Слепой Мехл извлек серебряную десятирублевку из бездонного кошелька. Яша хотел было отказаться от выигрыша, но подумал, что это будет смертельная обида для Мехла, особенно теперь, когда касса шайки почти пуста. У них свои понятия о чести. За отказ могут и нож всадить. Яша взял, взвесил на ладони.
— Легкий заработок.
— Так бы и расцеловал каждый кончик пальца у тебя, Яша! — прогудел Слепой Мехл густым голосом великана. Казалось, голос этот исходит прямо из его огромного брюха.
— Это прямо Божий дар! — воскликнула Малышка Малкеле. У Зевтл глаза сияли торжеством, щеки разрумянились. Губы безмолвно обещали поцелуи и ласки. Яша не сомневался: все его тут прямо обожают, боготворят его. Все до единого: и женщины, и мужчины. Он — сияющий светоч, бесценное сокровище для этих воров из Пяска. У Хаим-Лейба лицо было желтое, как медный самовар на столе у Зевтл.
— Иди к нам, и весь мир будет твой.
— Еще помню: «Не укради…»
— Послушайте-ка его! Прямо цадик! — издевался Бериш Высокер. Все воруют. Что пруссаки сделали? Оттяпали у Франции огромный кусище, а теперь еще требуют вдобавок миллиард марок. Они держат Францию за горло! Это ли не воровство?
— Война есть война, — заметил Хаим-Лейб.
— Кто сможет, тот и хапнет. Так уж повелось. Мелкому воришке — петля да аркан, ну, а большому — жирный баран… Как насчет картишек, а, Яша?
— Хочешь сыграть? — спросил Яша немного с подначкой.
— А ты привез из Варшавы какой-нибудь новенький фокус-покус? — спросил Бериш Высокер. — Покажи-ка, что ты умеешь!
— Что тебе здесь, театр, что ли? — и он взял колоду у Бериша. Принялся тасовать карты, быстро и ловко. Они то взлетали в воздух, то прыгали обратно, как рыба в сетях. Внезапно Яша что-то такое сделал руками, и карты разбежались веером, потом сложились, как гармошка.
Глава четвертая
1
Опять оказаться наедине с Магдой, потихонечку тащиться в фургоне — сколько в этом покоя. Лето в полном разгаре. Поспевает пшеница, золотятся поля, зреют, наливаются соком плоды. Напоенный ароматом земли, воздух располагает к неге и покою. «Боже всемогущий! — прошептал Яша. — Ты кунцнмахер, не я. Создаешь растения, цветы, краски из куска черной земли!»
Как же все это получается? Как происходит? Откуда колос знает, что ему положено родить зерно? Откуда пшеница знает, что надо воспроизвести себя самое? Нет. Они — не знают. Делают это вслепую. Но кто-то же должен знать! Яша сидел на облучке рядом с Магдой, а лошади шли сами. Выехали на шлях. Какие только Божьи создания не попадались на пути: полевая мышка, белочка, даже черепаха. Щебетали, выводили рулады невидимые птички. В лесу, насквозь просвеченному солнцем, Яша высмотрел стайку сереньких птах. Они расположились в одну линию, как на смотру.