Фол последней надежды (СИ)

Поиграем, блин, Виктор Евгеньевич. Сегодня точно поиграем в девочку, которая не влюблена в Ваню Громова.

Глава 21

Ваня

Я подмигиваю Гелику, но она, как чертова королева, высокомерно кивает и тут же отворачивается к подружке, взрываясь хохотом от какой-то ее шутки. Я чувствую себя, мягко говоря, дебилом. Почему-то замираю столбом и получаю от Бавы внушительный тычок под ребра. Морщусь и отталкиваю его в сторону, но он тут же оказывается около моего плеча. Друг чуть ниже, поэтому вскидывает голову и вкрадчиво проговаривает мне на ухо:

— С Субботой познакомишь?

Стараясь игнорировать всполохи странного собственнического чувства внутри, я улыбаюсь. Кладу ладонь Андрею на щеку и мягко отвожу его голову в сторону.

Смеюсь и отвечаю:

— Бав, ты взрослый мальчик, не научился разве к девчонкам подкатывать?

Тот смотрит слегка обиженно:

— Тебе жалко, что ли?

— Вы и так знакомы, — упрямствую я.

— Ну дурака тоже не строй из себя. Мы поверхностно знакомы, а вы, вроде как, друзья детства?

— И что с того?

— Гром, ты тупой или притворяешься? Нравится она мне, можешь как-то поближе нас свести? — судя по тону, Бавинов теряет терпение и совсем не понимает, почему я так сопротивляюсь.

Я и сам не до конца понимаю. Просто это как бы мои Субботы, причем оба. Я совсем не готов их с кем-то делить. Ну, и не думаю, что Бава это самая лучшая пара для Гели. Он классный парень, иначе я с ним бы и не дружил, но…не знаю. Просто она может найти кого-то получше, вот и все.

Положение спасает Зуй. Как мне кажется. Он резко налетает на нас сзади, прихватив за плечи и меня, и Андрюху. Говорит:

— Что за кипиш? Что делите?

Я улыбаюсь и молчу. Говорить, что мы делим Ангелину — слишком глупо. У меня вообще девушка есть. Черт, где, кстати, она? С утра я забыл ей написать, а раз она сама молчит, видимо, решила сыграть обиженку. Придется потом извиняться. Ладно, разберусь с этим на перемене.

За меня отдувается Бава. Бросает на меня косой взгляд и говорит Зую:

— Да тут Громов знакомство зажал.

Черт, ну что за дурак? Раздражение в грудной клетке только разгорается.я

Зуев радостно хватается за новую информацию:

— Какое? С кем?

— С Субботиной. Попросил познакомить, а он в позу встал.

Кирилл реагирует странно. Левый уголок его губ иронично ползет вверх, и он не то чтобы смотрит на меня, а почти вцепляется в мое лицо своими глазами. Ощущение не из приятных.

Говорит:

— А с этим к нему лучше не приставать.

— В смысле?

— В смысле, ты Субботину лучше не трогай, — хмыкает Зуев.

— В смысле? — как осел, повторяю я за ними.

Зуй громко и со вкусом смеется:

— Я прошлым летом просил меня с ней познакомить. А ты заартачился, как последняя скотина. Смотрел, как на врага, думал, в горло мне вцепишься.

— Не помню, — бормочу хмуро.

— Так что, — резюмирует Зуев, — Субботина для нас под запретом, видимо.

Бава смотрит на меня исподлобья и поворачивается к Кириллу:

— Ага. А почему?

— Ну, может, когда-нибудь и узнаем.

И я почти готов взять их за головы и стукнуть между собой, так меня бесит каждая их фраза, сказанная с невыносимой иронией, но все прерывает физрук. Виктор Евгеньевич стучит своей папкой по скамейке и, наконец, завладев всеобщим вниманием, выдает ядовитым тоном:

— О, рад, что вы заметили, что я тут! Теперь построились и на улицу шагом марш!

Я с облегчением перевожу дыхание, потому что, как минимум, оба моих друга замолчали, а это уже неплохо. Потом бросаю быстрый взгляд на Ангелину, она, конечно, увлечена подружкой, никаких сюрпризов. Выглядит очень круто в ярких леггинсах и короткой футболке. Смеется, болтает со своими, на меня даже не смотрит. Ну ладно. Я свое место понял. Мы действительно друзья детства, но никогда близко не общались, с чего бы сейчас начинать?

Эта мысль отзывается непривычной обидой.

Озадаченно хмурюсь и перевожу взгляд на физрука, как будто он один может меня спасти. В принципе, так и происходит. Я слышу, как Виктор Евгеньевич добавляет очень тихо:

— Ненавижу сдвоенные уроки.

Глава 22

Нестройной толпой мы выходим на улицу, там физрук стучит ладонью о свою папку:

— Четыре круга вокруг поля! И имейте в виду, все ваши хитрости я вижу!

А когда я направляюсь к дорожке вместе со всеми, Виктор Евгеньевич тормозит меня своим пластиковым прямоугольником, больно упираясь углом между ребер:

— А ты куда собрался, Громов?

— На пробежку, — невозмутимо отвечаю, все еще надеясь на его беспечность.

— У тебя освобождение.

— Виктор Евгенич!

— Ну что, Громов? Хочешь, чтоб ты еще сильнее ногу травмировал, и твой отец меня посадил?

От такой претензии я аж замираю. Провожаю взглядом оба наших класса, которые уже бегут вокруг поля. Мелькают яркие леггинсы Субботиной,

— Мой отец не криминальный авторитет, — выдавливаю через силу.

Физрук устало отирает лицо ладонями:

— Слушай, Вань, давай без дураков. Ты без пяти минут профессиональный футболист.

— Я без пяти минут бывший футболист, — огрызаюсь.

Он не реагирует, продолжает:

— У тебя травма. Врачи запретили тебе физическую нагрузку. Я просто не могу тебя выпустить. Пожалей старика, меня ведь просто уволят.