Он возвращается ко мне и дотрагивается до моей левой щеки прежде, чем вновь целует. Трепетно, но непоколебимо. Я обнимаю его руками и ногами. Немного страшусь, что он попытается избавиться от этого, от меня в таком количестве, но в ответ ощущаю левую руку, оголяющую правую грудь тянущим ткань движением. Блузка собирается в складки на талии. Мешает мне чувствовать соприкосновения в полной мере. Я хочу её снять. И вообще избавиться от всей одежды, ещё остающейся на нас. Ладони проникают под пояс брюк, и, чуть отстранившись, я фактически молю:
— Разденься… Пожалуйста, разденься. Сейчас. Немедленно. Пожалуйста.
— Ты можешь сделать всё сама, — почти шепча, отвечает он. Давая разрешение делать, возможно, всё, что только заблагорассудится. Влезть к нему в душу, остаться там жить. Сломать нынешнего Райана Андерсона. Или даже попытаться изменить. Или лишить всего, что ему дорого. Но я просто хочу его внутри. В себе и рядом с собой. Может быть, всегда.
Пряжка поддаётся без особых усилий. То же самое касается и пуговицы с молнией. А потом вес тела всё-таки исчезает. Я смотрю на то, как Райан покидает кровать и исполняет мою просьбу, вслед за чем хватается за юбку и необузданным, агрессивным движением стягивает её вниз вместе с нижним бельём. Когда он оказывается между моих ног спустя несколько мгновений, то выглядит едва сдерживающимся, чтобы не сделать всё так, как ему наиболее привычно. Но я не думаю, что против. Мне, пожалуй, всё равно. Я просто желаю обладать и принадлежать. Почувствовать его после всех этих недель. Неважно, если всё опять закончится быстрым и скоропалительным трахом.
— Ты нервничаешь?
— Нет.
— Тогда почему медлишь?
— Потому что это свяжет тебя со мной на всю оставшуюся жизнь. Я не шучу, Моника. Пути назад не будет. Если это сработает, и всё закончится так, как ты хочешь, впереди как минимум девятнадцать совместных лет. Потом он или она станет уже достаточно взрослым, чтобы управлять своей жизнью относительно самостоятельно, но до тех пор… Ты уверена, что не хочешь подождать и сделать это с кем-то, кого полюбишь, и кто полюбит тебя?
— Не хочу, — лишь бы не задумываться о причинах такого своего ответа, я прикасаюсь к твёрдости ниже живота. Сжимаю свою руку вокруг члена прежде, чем в самый последний момент позволяю отнять почти проявленную инициативу.
Андерсон проникает в меня с гортанным стоном. Этот звук оседает на моих губах. Дыхания смешиваются, когда, задев своим носом мой, Райан целует меня, особенно мучая верхнюю губу. Я хочу прикасаться сразу везде, и осознание необходимости сделать выбор почти разрывает меня на части. Мои руки отдают предпочтение лицу. Потому что Райан Андерсон, с которым я познакомилась на благотворительном вечере, никогда не смотрел на меня так, как сейчас. Словно его реально тянет ко мне. Словно прямо в эту самую минуту происходит что-то особенное и сокровенное. Значительное. Важное. То, что он никогда не сможет выкинуть из головы и забыть. Сколько бы кроватей и других женщин не ждало его впереди. Я почти не удивляюсь, когда он замирает, прекращая двигаться. Мне странно хорошо от мысли, что, может быть, ему надо привыкнуть к ощущениям. Разложить их по полочкам в своей голове, учитывая, как всё это ново. Быть друг с другом без всяких преград и защиты. Чувствовать всё так, как задумано природой. Промедление почти сводит меня с ума. Да, оно томительно прекрасно, но я изнываю от нетерпения. Чуть шевельнувшись, насколько это позволяет вес тела надо мной, пытаюсь всё изменить и тут же чувствую частичную потерю контакта. Различаю лукавую улыбку, которая содержит в себе не только будто насмешку, но и что-то ещё. Что-то вроде неуверенности. Или же беспокойства.
— Не двигайся, Моника. Я серьёзно. Если продолжишь, я долго не продержусь. Ты очень влажная. Я не думал, что всё будет так интенсивно, — он сжимает подушку по обеим сторонам от меня. Зажмуривает глаза так, что это вызывает складки на лбу и переносице. Я уже достаточно привыкла к преобладающей темноте, чтобы видеть то, как он так или иначе пытается вернуть контроль. Если бы я только знала, зачем это делать. Но я не имею ни малейшего понятия. И, не сдержавшись, скольжу руками от прекрасного в своей почти агонии лица к мускулистой и чуть влажной спине.
Это действие сказывается на Райане в мгновение ока. Он сильнее стискивает постельное бельё прежде, чем, распахнув глаза, совершает неистовый толчок. Слишком скоро всё вокруг словно начинает вращаться. Жар заполняет без преувеличения каждую клеточку моего тела. От этих ощущений, излучаемых взглядом, кожей, движениями, прикосновениями и ласками, совершенно невозможно отгородиться. Ни эмоционально, ни физически. Я и не пытаюсь. Лишь стараюсь не забыть о необходимости дышать. Но это тоже тяжело. Вдохи застревают по пути в лёгкие, кислород встаёт комом в горле, и оно горит от нехватки воздуха. А может, это сгораю я. Ведь всё более, чем просто интенсивно. Всё… незабываемо. Каждая секунда в отдельности. И я хочу и не хочу кульминации. Часть меня желает остаться в этом моменте навсегда.