Folie a Deux (СИ)

— Я не думаю, что мне есть о чём рассказывать в данный момент. Ты и так всё знаешь. В моём же прошлом вроде бы нет ничего такого, что может обернуться против меня в настоящем. Я никому не платил, чтобы получить помощь от кого-то высокопоставленного. Если ты пытаешься узнать, не давал ли я взятки на самом старте, то нет, я этого не делал.

— Извини, если я сказала неприятные тебе вещи.

— Ты хочешь меня узнать. Разобраться, почему я такой, какой есть. Я это понимаю, Моника. Иначе ничего не получится, ведь так?

— Да…

Между нами воцаряется комфортное молчание. Оно напоминает мне тишину, в которой я засыпала в первую ночь после того, как Райан перевёз некоторые вещи, и длится несколько секунд или минут, пока он не делает вздох, чтобы, вероятно, что-то сказать, но его опережает голос чуть в отдалении.

— Папа, ты говоришь с мамой?

— Нет, Лиам. Это не мама. Я перезвоню, хорошо? — в трубке исчезают всякие звуки прежде, чем я успеваю что-то ответить. Вскоре такси останавливается напротив входа в отель. Я расплачиваюсь с водителем и, взяв чемодан из его рук, захожу в здание, чтобы получить ключ от номера. Регистрация не занимает слишком много времени, что, безусловно, радует меня возможностью поспать. Но одновременно с этим мне очевидна и неспособность расправить кровать и лечь в неё, не дождавшись обещанного.

Я смотрю на Акрополь, находящийся в пяти минутах ходьбы от отеля, из большого окна, и иногда оживляю экран телефона. В какое-то мгновение цифры на нём знаменуют, что в Нью-Йорке уже почти час ночи. Слишком поздно, чтобы разрешать детям не спать. Даже в виде исключения. Особенно если утром им в школу. Но я думаю больше о том, отчего они там, и сколько времени Райан провёл, общаясь с женой лицом к лицу или по телефону, чтобы забрать мальчиков к себе. Как разводящиеся люди вообще настраиваются на жизнь вне брака? Возможно ли мысленно и эмоционально хоть когда-нибудь совершенно оставить позади чувство привычки? Стойкой зависимости от человека, с которым ты прожил много лет и произвёл на свет потомков?

Мой телефон начинает вибрировать поверх покрывала в 7:45 по местному времени. Отображающееся имя заставляет впервые задуматься о том, что Райан Андерсон для меня всё ещё Райан Андерсон. Так он по-прежнему записан в телефонной книге. Стало бы ему грустно или неприятно от использования мною полного имени? И как, интересно, записана у него я?

— Да?

— Это я. Я тебя не разбудил?

— Нет. Я уже в номере, но ещё только думаю о том, чтобы лечь и поспать. Нас всё равно соберут в холле лишь после обеда. На озере с полудня и до шестнадцати часов слишком сильные лучи, чтобы работать при такой жаре. Раньше начала пятого мы вряд ли начнём.

— Значит, озеро?

— Да, — я почти не верю в ту лёгкость, с которой протекает разговор. Это не первый раз, когда мы общаемся по телефону, но сегодня всё иначе. Более обстоятельно, искреннее и значительнее. И дольше. Гораздо дольше, чем когда я хотела покинуть Бразилию, но в итоге всё-таки осталась.

— В это время я, наверное, буду только ехать на работу после того, как отвезу мальчиков на уроки. У нас это девять утра, — Райан делает шумный вдох и, насколько я могу судить, встаёт с дивана или просто перемещается по комнате, — я решил провести с ними эту пару дней, пока тебя нет. Так странно быть с собственными сыновьями один на один. Понимать, что их мать не присоединится к нам абсолютно в любой момент. И что здесь их вещи и портфели, и что всё это моя забота, даже если ненадолго. Накормить, отвезти, забрать самому или в самом крайнем случае послать водителя. Я никогда не занимался ничем подобным. Лишь тем, что зарабатывал деньги. Меня было больше в совсем детские годы, но начиная со школы… Как думаешь, Моника, ты сможешь их полюбить?

— Ты помнишь, что я говорила? О том, что они мне нужны? Ничего не изменилось, Райан. Это по-прежнему так, — отвечаю я незамедлительно, чувствуя мысль, что мне хочется оказаться рядом, чтобы увидеть детей. Подобное точно невозможно лицом к лицу в связи с риском того, что они расскажут матери о посторонней женщине, но посмотреть на них во сне и, возможно, прикоснуться… это тоже стоило бы того.

— Они хорошие. Иногда вспыльчивые и не желающие общаться, если их что-то расстраивает, но хорошие.

— Что… что хотел Лиам?

Я слышу пронзительный звук дыхания, переживание в нём и осознаю, что сама в действительности не знаю, каково это, быть родителем и ежесекундно беспокоиться о собственном ребёнке. Мечты, желания и представления не являются реальностью. Внезапное понимание всего заставляет меня задуматься о том, суждено ли мне справиться. Смогу ли я стать достойной матерью, правильно заботиться о малыше, распознавать его потребности, когда он физически не может объяснить их словами и способен лишь плакать, и являться в его глазах тем человеком, на которого он всегда сможет рассчитывать независимо от возраста и обстоятельств? Вложить в него то, что на мою любовь можно положиться, и научить его любить других и прислушиваться к ним?