Folie a Deux (СИ)

— Да. Ты не представляешь, как я бы хотел избежать подобного, но тогда общество извратит всё до такой степени, что опровергнуть грязные и гнусные выдумки уже никогда не выйдет. Наилучший выход это поведать свою правду в правильный момент и нужным образом, чтобы никому не захотелось копать дальше, — говорю я, потому что точно не собираюсь втягивать Монику. Она не причина разлада, а следствие. И, если её имя всплывёт, это будет ад. Мне плевать, как в таком случае отзовутся обо мне и какими эпитетами пройдутся по моей фамилии жёлтые газеты, но чёрта с два я позволю, чтобы в этом оказалась замешана и мать моего будущего ребёнка.

— Ты знаешь, как поступить, гораздо лучше моего. Я обещаю, что всё пойму и буду в порядке.

— Конечно, будешь. Никто и никогда не посмеет сделать тебе больно, Моника. Никоим образом. В противном случае любой, кто тебя расстроит, будет иметь дело со мной.

— Ты сейчас не шутишь, да? — она кажется слегка напуганной. То ли из-за вероятности, что что-то может произойти, раз у меня есть мысленный план действий на такой случай, то ли из-за того, как легко я рассуждаю о том, чтобы устроить неприятности лицу, так или иначе перешедшему мне дорогу. Но ради защиты любимых я ни перед чем не остановлюсь. Такова моя суть.

— Нет. Я люблю тебя, детка, и сделаю всё, чтобы вы с малышом всегда были в безопасности.

— Мы тоже тебя любим, папочка, — шепчет Моника, задевая своим носом мой, — может быть, останемся ночевать на диване? Не хочу идти в кровать.

— Можем и остаться, — отвечаю я почти неслышно, расправляя одеяло вокруг нас и стараясь не слишком прижиматься на тот случай, если члену по-прежнему мало, но Моника сама подаётся назад, и мне не остаётся ничего иного, кроме как счастливо принять то, что она хочет того же, что и я. Быть рядом настолько, насколько это только возможно.

Глава девятнадцатая

— Положи его обратно на тарелку, Моника.

— Что?

Райан складывает газету пополам, а потом ещё раз пополам прежде, чем откладывает её на правый угол стола и сосредотачивает всё своё внимание на мне. Держа в руке круассан, я смотрю на выпуск Financial Times, которую стала выписывать на дом пару недель назад для своего миллиардера, но всё-таки перевожу взгляд на него.

— Ты, верно, забыла, да? Одиннадцатая неделя. За несколько дней до скрининга и биохимических исследований крови рекомендуется щадящая диета, полностью исключающая жирную и жареную пищу, специи и копчёности, слишком солёные и маринованные продукты питания. Я знаю, ты и так не поклонница всего этого, но также стоит воздержаться от большого количества сырых овощей и сдобной выпечки. Круассан это выпечка. Не ешь его сегодня. Потерпи до завтра. Сходим к врачу, и после в виде исключения купишь любую сладость, какую только пожелаешь.

— Я почти ненавижу твою многозадачность, — улыбаясь, говорю я, но всё же возвращаю еду на блюдце, понимая, что Райан абсолютно прав. Я не облегчу жизнь доктору, если наполню свой живот всем, что только попадётся под руку. И главным образом сделаю хуже в первую очередь самой себе и нашему ребёнку. Несоблюдение обычных и простых рекомендаций может привести к неверным результатам анализов, когда на кону возможность узнать, нет ли у малыша опасных для жизни патологий вроде синдрома Дауна и прочих неизлечимых генетических аномалий. Круассаны подождут.

— Нет, не ненавидишь. Ты любишь то, что я читаю твою книгу о беременности.

— Да, люблю.

— Так что мы решим? Когда поедем смотреть предполагаемое помещение под приют?

— Не думай, что мне не нравится, что ты подобрал для меня несколько вариантов, но я не смогу отдаться этому на все сто процентов вот прямо сейчас. Если понравится, мне наверняка захочется сразу взяться за дело, будь то ремонт или перепланировка, или поиск персонала, но я уверена, мы оба согласимся, что ребёнок должен быть в приоритете.

— То есть ты хочешь подождать?

— Да. До лучших времён, — киваю я и принимаюсь доедать свой завтрак, состоящий из каши и фруктов. Райан в свою очередь поглощает тост с джемом и наслаждается беконом, запивая всё большим глотком кофе. Рядом с чашкой всё ещё стоит стакан свежевыжатого сока, вечно игнорируемый и словно невидимый. — Скажи честно, ты не любишь апельсины?

— Почему ты так решила?

— Потому что это полезно, и я делаю его почти каждое утро, но ты нисколько не притрагиваешься к нему. У тебя аллергия?

— Нет. Просто много мякоти не по мне.

— Тогда хорошо, что в моей соковыжималке её уровень регулируется, правда? Хотя бы попробуй. Если не понравится, то и ладно, я больше не буду предлагать.

Райан берёт стакан в правую руку без всякого обдумывания и также скоро подносит сок ко рту. Движение в горле свидетельствует о проникновении жидкости в пищевод, и я жду вердикта, когда снаружи между губами появляется язык, смазывающий их.

— Слегка горьковато, но вкусно. Миссис Коуп всегда подаёт его за завтраком, но, как ты знаешь, до недавних пор я не имел привычки завтракать дома. Знаешь, это неважно. Мне не следует говорить об этом.