Folie a deux

– Я точно знаю, и это прописная истина, впрочем, свою первую близость каждый человек запоминает на всю жизнь. Она не похожа больше ни на какую другую. На тот момент мы были знакомы с Еленой уже полгода. Больше всего нас раздражали постоянные препятствия и невозможности видеться и уж тем более быть вместе. Короткие три-четыре часа до наступления рассвета. Мы ели и жадно целовались. Это очень страшно, когда тебя отлучают от любимого человека. Вот он, вроде – рядом с тобой, руку протяни – потрогаешь, посмотри – увидишь – он ходит за сеткой и ненароком наблюдает за тобой точно также, как и ты за ним. Но обстоятельства таковы, что вы не можете быть вместе, и тогда тебя начинает разрушать черная жгучая тварь изнутри. Воплем бьется, зверем. Мы до последнего тянули с близостью. Хотели друг друга страшно, но знали, что это риск. Однако в ту ночь всё с самого начало пошло не так. Она и пахла по-особому. Будучи опытнее меня в этом вопросе, Елена очень медленно сняла с меня рубашку, сняла свою сорочку, постелила все это на землю, легла на спину, и я видел её всю, целиком… и то, что я увидел я моментально присвоил, как присваивают воспоминание. Мне предстояло понять, что войти в тело женщины – большое искусство – мало быть чертовски возбужденным. Важно, чтобы она была возбуждена, но расслаблена одновременно и тогда, что-то там внутри впускает тебя, становясь единением. Мы не издали ни единого звука. И лишь грохот сердец набатом бился по земле. Всё произошло очень скоро. Я не уверен, что доставил ей удовольствие. Но своё первое удовольствие, по правде говоря, больше никогда не смог испытать и ни с кем…

Я улыбался. Я понимал, что такие моменты-крохи и были возможностью дожить отмеренный кусок ада на земле. Выиграть войну можно лишь ради любви – к Родине, женщине, ребенку – не так, в сущности, важно. Но выходить на поле боя без надежды в сердце – верная гибель. Мы никто без любви. Всё о ней. Все мы о ней.

– С тех пор наша близость была регулярной, и я становился опытней. Но однажды она не пришла к условленному сроку. Я прождал до четырех часов утра – нет, она не пришла и на следующий день, и через день тоже. Я приходил каждый вечер, словно пес, ложился у заграждения и ждал её шагов. Шагов не было. Я не знал, что думать. Мне оставалось просто ждать, но отчаяние закипало во мне и тревожные мысли не сжигали страхом – днём я не видел её среди прочих девушек на территории, вечерами она не приходила, возможно, расстрел или перевод в другой лагерь? Сколько прошло времени – не знаю, но как-то на нашем месте я увидел клочок бумаги, на котором были нацарапаны углем буквы. Почерк был неровным, но, несомненно, это был почерк Елены.

«Я приду завтра, жди меня. Я всё объясню»

Весь следующий день я провел в нетерпении. Самая тяжкая работа вдруг стала многократно тяжелее и к концу дня мне даже показалось что я простыл – тело знобило, голова раскалывалась. В 23:00 я увидел её… Другую. Изможденную, с потухшими глазами, с морщинами…

– Что, что случилось с тобой? Они пытали тебя?

Я пытался выяснить хоть что-нибудь. Но она вдруг прислонилась к моему плечу и, мелко вздрагивая, начала тихо скулить. Это походило на истерику. В своих попытках её успокоить, я старался быть как можно деликатнее, мягче, нежнее, ожидая услышать историю вроде той, что произошла с еврейским юношей. Всё оказалось намного прозорливей, радостней и трагичней одновременно.

– Я беременная от тебя, Ганс – наконец Елена собрала силы для голоса и очень тихо произнесла это, словно, вынесла вердикт.

И завороженный сказанным, я ликовал внутри себя, но не знал, нуждается ли она сейчас в моей радости или же это величайшая трагедия? Я уже ничего не понимал, я просто обнял её так крепко, как только мог.

– Что теперь с нами будет? Ты понимаешь, что они избавятся от ребёнка? – шептала она, – они и меня убьют… Ганс…, слышишь меня? Они убьют нас….

– Ну, родная моя, тихо… подожди, почему сразу убьют? Успокойся…

– Я это знаю, потому что так уже было… с одной из барачных, которую изнасиловал немецкий офицер… Мне страшно, Ганс…!

Елена плакала и плакала. А я не могу найти нужных слов. Требовалось большое и могучее действие. И в какой-то момент я сам, словно, обезумел. Отринул её лицо, крепко взяв его в свои ладони.

– Услышь меня, – сказал я грубо. Пожалуйста, услышь меня! Мы убежим отсюда. Тебя не убьют, ребенок родится – мы просто отсюда убежим….

– Убежим? – осторожно и камерно повторила она и в недоумении посмотрела на меня, немного склонив голову…, – Куда мы убежим, Ганс? Как мы убежим? Без паспортов. Без визы. О чем ты говоришь? Нас остановят на первом же перекрестке и неизвестно, что будет…

– Главное добраться до города. Я знаю там одного смышленого парнишку, который промышляет подделкой документов. Если он там, по-прежнему, живет, всё будет хорошо, новые паспорта и новая жизнь, слышишь. Мы доберемся до Лиссабона. А оттуда прямиком в Америку. С визой придется повозиться, но мы что-нибудь придумаем, ты мне веришь? Елена….