Фолклендский коммандо

Некоторые люди не понимали этого, и когда необходимость минимизировать передачи сопровождалась метеорологическими трудностями, делающими невозможным установление связи, возникали последующие недоразумения с кораблями, рискующими самостоятельно выходить на огневые позиции, когда открывать огонь не требовалось. Я был удивлен, а, иногда, и рассержен отсутствием понимания в штабе, ответственном за координацию этих действий. Иногда мне казалось, что опасности крайне изолированного и уязвимого положения в 20 милях в тылу врага не были всеми осознаны.

Ночь была очень ясная и очень холодная. ПГН-1 была частью охраны периметра, пока сооружали схрон. Мы лежали в мшистой траве, лед хрустел у нас под локтями и коленями. Время от времени мы не могли сдержать дрожь и лязгали зубами от холода. С того момента, как мы забрались на борт вертолета на «Эвенжере», все оружие было взведено и поставлено на предохранитель. Но затем, в лунной тишине, один из парней выстрелил, с шокирующей и пугающей внезапностью. Я убедился, что никто не пострадал, и мы стали ждать. Если поблизости есть вражеский патруль, они наверняка проведут разведку.

Кроме того, основная часть нашего патруля, копавшая схрон, теперь будет находиться в максимальной боевой готовности на своих огневых позициях, готовая иметь дело с любым движением а мы были перед ними. Если я попытаюсь пойти обратно и рассказать им, что произошло, меня, вероятно, застрелят. В конце-концов пришел Энди Эббенс, очень обеспокоенный тем, чтобы никто не пострадал. Он догадался, что произошло, и пришел проверить лично. Работа над схроном продолжалась.

Эти «небрежные разряжания», как они описаны в руководствах по военному праву, очень опасны и часто приводя к серьезным ранениям или смерти. Обычно в таких случаях виновного обвиняют в совершении преступления, а затем сурово наказывают. Поскольку нам предстояло отсутствовать больше недели, и виновный не только сознавал последствия своей ошибки, но и испытывал отвращение к самому себе, я немедленно сказал ему, что он должен мне выпивку и забыть об этом. В таких тревожных обстоятельствах одно лишнее беспокойство, каким бы маленьким оно ни было, может оказаться слишком большим и поставить всех на край пропасти. Он все еще должен мне выпивку…

Оставшиеся часы темноты мы провели, копаясь в торфяном склоне, затем разложили наши пончо и камуфляжные сети поперек ямы. Построив торфяные стены и покрыв их дерном, мы укрылись на болотистой местности.

Следующий день был ужасно холодным, мы провели его, дрожа и трясясь, на торфяном склоне, не имея возможности выбраться из наших холодных мокрых нор до наступления темноты. При таких обстоятельствах время течет очень медленно, и необходимость вылезать из спального мешка и каждые несколько часов валяться в грязи в качестве часового это удручающе скучно.

На закате, после подъема, мы, наконец, собрали снаряжение и двинулись в сторону горы Брисбен. Группа, обязанная следить за позициями противника, поднялась на гору, где они должны были окопаться для наблюдения в течении следующего дня. А потом вернуться к нам с докладом, что гора свободна от противника или с информацией для организации атаки следующей ночью.

На следующую ночь было еще холоднее и на нашей новой позиции земля была полностью промерзшей. Мы со Стивом Хойландом пытались выкопать яму на двоих, но она обвалилась и нам пришлось начать все сначала. Это совершенно безнадежное чувство, когда мелочи идут не так, в это время и при таких обстоятельствах было довольно катастрофичным. Затем последовал еще один очень холодный день на торфянике.

В ту ночь мы получили зашифрованное сообщение от нашей координирующей ячейки на «Фирлессе» и решили отложить дальнейшие действия до дешифровки. Это оказалась свежая информация о противнике в нашем районе, и предупреждение не трогать никакого аргентинского снаряжения, которое мы можем найти, так как оно, вероятно, заминировано. (Кто-то видимо подорвался и это было общее предупреждение). Группа на НП перешла на новую позицию на горе.

2-го июня был еще один очень холодный день, с постоянным дождем, превратившим торфяное болото в берег реки. Я чувствовал себя персонажем из «Ветра в ивах».[32] Теперь здесь было умопомрачительно скучно и холодно. Мы решили послать все три группы на разведку позиций противника одновременно. Когда гора Брисбен была зачищена, мы исключили из нашей операции ключевой участок суши. Мы надеялись, что «арджи» уже улетели в Порт-Стэнли, оставив наш район.

Мы снова переместили штаб патруля — на этот раз на позицию для нашей возможной эвакуации, расположенную выше зоны высадки. Мы очень глубоко зарылись в торф и поставили палатку на двоих, прикрыв ее дерном так, что можно было находиться рядом и не знать, что мы здесь. Теперь, когда нас внутри было четверо, стало относительно тепло и сухо и мы могли провести долгий день болтая и заваривая чай.