Фолкнер

Темпл хочет обрести душевный мир и понимает, что обрести этот мир можно только через страданье. Она так и говорит губернатору: "Мы пришли сюда в два часа ночи не для того, чтобы спасти Нэнси Мэнниго. Нэнси Мэнниго никакого отношения к этому не имеет, потому что адвокат Нэнси сказал мне еще до того, как мы выехали из Джефферсона, что вы не собираетесь помиловать Нэнси. Мы приехали сюда и подняли вас с постели в два часа ночи только для того, чтобы предоставить Темпл Дрейк справедливую возможность страдать — вы знаете, просто страдание ради страдания, как тот русский или еще кто написал целую книгу о страдании, не о страдании за что-то или по поводу чего-то, а просто о страдании". Этот намек на Достоевского весьма характерен: создавая "Реквием по монахине", Фолкнер думал о Достоевском, о тех моральных проблемах, которые ставил в своем творчестве великий русский писатель.

Для того чтобы губернатор понял истоки и причины трагедии, происшедшей четыре месяца назад, он должен иметь представление о том, что случилось восемь лет назад. И Темпл рассказывает ему об этом. А когда ей уж очень трудно выговорить какие-то слова, ей на помощь приходит Гэвин Стивенс. Впрочем, его роль не сводится только к этому — он то и дело дает свое толкование событиям и поступкам, имевшим место тогда.

Темпл не щадит себя в этом рассказе. Вспоминая, как она сбежала с Гоуаном, она подчеркивает, что сама была инициатором этой эскапады. Она объясняет губернатору, что у нее была возможность уйти из усадьбы Старого Француза, потом она могла вырваться из машины Пучеглазого, когда он увозил ее в Мемфис, и, наконец, можно было вылезти по водосточной трубе из окна публичного дома, в котором запер ее Пучеглазый. Но она ничего этого не сделала — ее влекло дурное, манил запретный плод.

Она весьма откровенно рассказывает о том, как она влюбилась в мужчину по кличке Рыжий, который работал вышибалой в ночном клубе, принадлежавшем Пучеглазому, спала с ним в присутствии Пучеглазого и писала ему любовные письма такого рода, что "женщина, хотя она писала их любовнику восемь лет назад, не захочет, чтобы они попались на глаза ее мужу, какого бы мнения он ни придерживался о прошлом своей дорогой супруги".

Пучеглазый пристрелил тогда Рыжего, который пробирался к Темпл, чтобы хоть один раз переспать с ней не на глазах своего хозяина. Потом Темпл лжесвидетельствовала на суде в Джефферсоне, утверждая, что убийство в усадьбе Старого Француза совершил не Пучеглазый, а другой человек. Потом отец увез ее в Париж. Пучеглазого арестовали по обвинению в убийстве, которого он не совершал, и казнили. А еще через некоторое время в Париж приехал Гоуан Стивенс, решивший жениться на ней, чтобы тем самым искупить свою вину.

"Мы думали, — говорит она, — что нас соединит нечто большее, чем любовь… трагедия, страдание, то, что каждый из нас страдал и причинил горе, с этим надо было жить, зная, что оба мы никогда не забудем того, что произошло. А потом я стала верить, что есть сила мощнее, прочнее, чем трагедия, которая может соединить два человеческих существа, — это прощение. Но это была ошибка. Впрочем, может быть, не прощение было ошибкой, а благодарность. И может быть, единственное, что труднее, чем постоянно быть благодарным, так это принимать прощение".

Гэвин Стивенс дополняет Темпл, он старается объяснить губернатору, что значит жить годами с человеком, который никогда не забывает дать понять, что он простил, аппетит которого к проявлению благодарности со стороны жены все увеличивается. Правда, Темпл могла уйти от мужа, если бы почувствовала, что не может более удовлетворять его всевозрастающую потребность в ее благодарности. За эти годы Темпл открыла для себя, что человек способен выдержать все. Но вот она забеременела, и это привело ее в ужас, ибо она представила себе, что и ее ребенок будет страдать, потому что она согрешила. По словам Стивенса, Темпл заключила своего рода сделку с богом или с судьбой — она обещала, что, если ее ребенок будет сбережен от страданий за прошлое его матери, она никогда больше не будет рожать. И тем не менее она опять забеременела — сделка оказалась нарушенной. Теперь Темпл знала, что проиграла свою битву и что она обречена. Она знала это за пятнадцать месяцев до того, как появился Питер, младший брат Рыжего, шантажист, обладающий письмами Темпл к Рыжему.

Как объясняет Гэвин Стивенс, это был "плохой человек, конечно, преступник по своим наклонностям… но в сравнении, после этих шести лет сравнения, по крайней мере, мужчина, человек настолько цельный, такой решительный и жестокий, настолько безукоризненно безнравственный, что в этом было даже какое-то подобие чистоты и непосредственности, который не только никогда не нуждался в прощении, но и не представлял, что может кому-то что-то прощать, который не стал бы тревожиться и прощать ее, если бы ему когда-нибудь пришло в голову, что у него есть такая возможность, вместо этого он просто поставил бы ей синяк под глазом и выбил бы ей несколько зубов и швырнул бы ее в канаву".