Фонарь на бизань-мачте

Лица начали оживляться, завязывались разговоры. Доминика пока еще молчаливо ловила отдельные фразы и медленно овладевала собой. Она уверяла себя, что знала, знала всегда: лейтенант Легайик придет в Белый Замок и будет сидеть в этом кресле.

— Да, — говорил он Кетту, сидевшему рядом с ним, — я участвовал в трех кампаниях с капитаном л’Эрмитом. Первая на фрегате «Сена» у берегов Норвегии, вторая — на «Доблести» в Индии, третья — вот эта…

Чуть дальше Тристан делился с другим офицером:

— Вийомез привоз нам хлебное деревце. Я посадил его в нашем саду. Оно просто чудесное и скоро начнет плодоносить.

Контр-адмирал, выпив глоток водки, повернулся к госпоже Шамплер.

— Мне велено ждать приказа вернуться в Северо-Западный порт, едва лишь с горы Открытия поступит сигнал «опасность устранена». Как будто я сам не способен принять такое решение, имея здесь столько сторожевых постов! Вот уж поистине ушлые люди, все эти господа! Гражданин мэр недавно сказал, что те два фрегата, которые я ожидал на Яве, погибли для нас навсегда. Один угодил в плен в дельте Ганга, второй, превращенный в торговое судно и вооруженный, как настоящий капер, захвачен вместе с живым товаром — рабами и молодыми креолками, когда сел на мель у мыса Игольного. Я уже написал министру, что жажду оставить командование морскими силами в Индийском океане. И буду на этом настаивать, пока не добьюсь своего. Я принесу куда больше пользы в любом другом месте.

Потом послышался громкий голос Элен, обратившейся к капитану де ла Суше:

— Ни за что не могла бы я следовать моде, которую завели сейчас щеголихи…

Капитан ей что-то ответил, однако внимание Доминики привлек сидевший рядом с л’Эрмитом Гилем.

— Ни с чем не сравнимо нетерпеливое ожидание, которому отдаешься весь целиком. Ждешь, когда хрустнет веточка, зашуршит у него под копытом сухая листва, и вот наконец он выскакивает на поляну…

Доминика, подобно отцу, не была равнодушна к поэзии леса, а в этот вечер она испытала такое же несравненное чувство нетерпеливого ожидания. В последние дни она попыталась холодно разобраться в себе. Совсем, казалось бы, беспричинно каждый взгляд лейтенанта повергал ее в странное, но почему-то радостное смущение. И это ее замешательство нарастало день ото дня. Лишь только завидит вдали знакомый силуэт, вся так и зальется краской. Он как-то разговорился с ней, был в высшей степени вежлив и, как подобает хорошему моряку, проявил интерес к судьбе ее деда. У Доминики хватило ума понять, что любовный роман не построишь на столь зыбкой почве. Ей случалось встречаться с некоторыми молодыми людьми, живущими и по соседству, и в Порт-Луи, и в Большой Гавани, но никто из них не произвел на нее ни малейшего впечатления. Зато одного присутствия Легайика было довольно, чтобы она избавилась от своей отроческой угловатости и ощутила в себе зарождение непреодолимой тяги к кокетству не только в одежде, но и в манере держаться, улыбке, речах. Она вдруг почувствовала себя не ребенком, но девушкой и полновластной хозяйкой своей судьбы. Даже переселение к бабушке на второй этаж казалось ей чем-то вроде раскрепощения.

Вокруг нее продолжали звучать голоса, разговор становился более шумным и, пожалуй, чуть более задушевным. В гостиную по временам долетало дыхание моря и при свете свечей ярко взблескивали галуны офицерских мундиров, переливались шелка женских платьев.

«Недурно для этакого захолустья, как наш кантон», — подумала госпожа Шамплер.

Смышленый, войдя в гостиную, объявил:

— Кушать подано.

Госпожа Шамплер стремительно встала и, не дожидаясь, пока де Серсей предложит ей руку, прошла в столовую. Гости последовали за ней. Старая дама указала каждому его место, усадив направо от себя де Серсея, а Доминику, по заведенному раз навсегда порядку, рядом с накрытым прибором Брюни Шамплера. Лейтенанту было назначено место справа от Доминики.

«Если он не решится за ней ухаживать, — подумала госпожа Шамплер, — значит, он просто олух и вовсе не стоит моих стараний».

Как раз подавали суп, когда лейтенант тихонько спросил Доминику:

— Мы кого-нибудь ждем?

Одновременно тот же вопрос во всеуслышанье задал контр-адмирал.

Торжественно прозвучал ответ госпожи Шамплер:

— Это место моего мужа. Присутствуя или отсутствуя, он всегда возглавляет все наши трапезы с того дня… с того самого дня, как мы вместе вошли в этот дом.

— Это, право же, очень и очень трогательно, — произнес контр-адмирал.

Госпожа Шамплер помолчала, потом добавила:

— Когда-нибудь это место займет человек, который станет нашим преемником в управлении поместьем.

Наступила минута неловкости. «Мать, как обычно, ставит нас в глупое положение», — подумал Гилем.