Фонарь на бизань-мачте

— Пусть он не довел все задуманное до конца, — сказал Сувиль, когда мы проходили ворота гостиницы, — но он заложил основы для многих работ, которые были в дальнейшем предприняты, у него было множество разных планов. Возьмем хотя бы это шоссе и сад Вест-Индской компании! Известно ли вам, что в тысяча семьсот тридцать пятом году во время приливов их накрывало море, раскачивая застоявшийся ил и тину? Именно ла Бурдонне решил засыпать этот квартал не только ради оздоровления города, но и для того, чтобы тут было создано все, что вы видите. При нем работы закончены не были. Если сад Вест-Индской компании был заложен в первые годы освоения острова, то к оставшемуся болоту еще долго нельзя было подступиться. Нам рассказывали, что жители разных кварталов города бросали в трясину огромные камни, чтобы соорудить переправу, которая укоротила бы путь от восточных предместий к западным. Продолжая дело ла Бурдонне, вот что теперь сделали.

Ныне Шоссейная улица — главная торговая артерия порта. Вдоль нее расположены самые лучшие магазины. С одной стороны она упирается в главные ворота казарм, с другой — в резиденцию губернатора на Оружейной площади, простирающейся до моря.

— Большинство зданий, построенных ла Бурдонне: резиденция губернатора, казармы, дворец правосудия, госпиталь, форты, пакгаузы, — были в целости и сохранности переданы англичанам во время капитуляции, — сказал Сувиль.

Мы спустились к порту. «Минерва» стояла на якоре в окружении баркасов. Мы знали, что сразу же после разгрузки товаров корабль должен отправиться на ремонт в док. Сувиль сообщил мне, что это тоже идея ла Бурдонне — строить и ремонтировать корабли на Иль-де-Франсе. Но так как располагал он всего только несколькими умельцами, то, не колеблясь, приставил к своим французским рабочим некоторое количество черных учеников. Желаемый результат не замедлил сказаться, и вскоре репутация Иль-де-Франса в строительстве военных многопалубных кораблей стала примерно такой же, как у Лориана. Менее чем через пять лет ла Бурдонне выполнил обещание, данное Вест-Индской компании, создав идеальный перевалочный порт в Индийском океане.

С набережной мы могли наблюдать за царившим в порту большим оживлением. Баркасы подвозили к судам запасы дров и воды.

— Грустно думать, что человек этот умер в крайней нужде, что пожал он лишь неблагодарность, непонимание и ненависть, — сказал Сувиль. — Двадцать восемь месяцев просидел он в Бастилии, в одиночной камере. Когда наконец ему вынесли оправдательный приговор, здоровье его уже было подорвано, он был разорен. Умер он спустя два года, оставив семью в нищете. Колониальная ассамблея Иль-де-Франса позднее установила ежегодную ренту в три тысячи ливров дочери Маэ де ла Бурдонне. Колонисты Иль-де-Франса считали, что тем самым они лишь исполнили свой священный долг, публично выразив и доказав свою благодарность и глубочайшее уважение к основателю этой колонии. Справедливости ради стоит добавить, что после захвата острова англичане возобновили выплату этой пенсии, упраздненной в тысяча восемьсот третьем году, когда прекратила существование Колониальная ассамблея… Такие подробности, быть может, вас мало интересуют, мой юный друг, но я был свидетелем этих историй. Простите, что я так длинно все это рассказывал.

Я уверил его, что этот предмет мне не только не кажется скучным, но еще и поможет скорей освоиться на новом месте.

— Нельзя принять в свое сердце страну, — сказал я, — и свыкнуться с ней, не зная ее прошлого, времен ее славы или невзгод, а также ее слабостей. Конечно, имея на Иль-де-Франсе родных, мы беспокоились из-за всего, что связано с этой колонией, но там, вдалеке, мы были плохо осведомлены. А когда я увидел сегодня эти места и подумал, что наши предшественники здесь жили, трудились, страдали, чтобы пробить нам дорогу, нам и всем тем, кто еще придет, у меня возникло странное чувство. Гляжу я на все, что тут сделано и что пребудет вечно, и тоже словно бы обретаю бессмертие. В Европе, что в городе, что в деревне, мы не ощущали их рукотворность. Казалось, ничто не имело начала, только одно продолжение. Здесь же на каждом шагу я с утра натыкаюсь на вещи, которые появились из ничего и обогатились историей, полной порой нераскрытых тайн.

Сувиль между тем любовался портом.

— Поверите, — сказал он, — прошло уже тридцать семь лет, как я впервые бросил тут якорь, и никогда не жалел о том, что обосновался в этих местах. Одной поездки во Францию каждые два-три года, — а ведь возможно, что я туда ездил в последний раз, — мне более чем достаточно. Я столько боролся с волнами, с ветром на всех широтах, что мечтаю уже о покое. Где бы я мог быть более счастлив, нежели здесь?.. А ну-ка, свернем на улицу Интендантства.