Фонарь на бизань-мачте

Когда лейтенант уезжал из колонии, она сразу же с головой уходила в какое-нибудь многотрудное новое дело — чтобы не думать, забыться. О ней говорили, хваля ее и удивляясь, что у нее все качества прирожденного администратора. Кто-то донес госпоже Шамплер, что иные соседи, хоть прямо и не называя ее скрягой, видят в ней страсть к накопительству. Она не обращала внимания на пересуды, потому что ведь постороннему все равно не втолкуешь, что только тоска да вечное ожидание заставляют ее трудиться в поте лица. Во времена Семилетней войны, когда он ушел в свое первое плавание, продлившееся девять месяцев, она решила засеять пшеницей поле, которое начиналось сразу же за печами для обжига извести и тянулось до Тамарена. Фелисите отправлялась туда на заре и приходила домой к полудню. За два месяца до возвращения кораблей она родила Элизабету. Следя со своей постели за каждым возникшим на горизонте судном, она теряла терпение и злилась на всех, что вынуждена лежать.

Второй экспедиции, состоявшейся в следующем году, Фелисите обязана своим опытом разведения риса. Но лейтенант отсутствовал только четыре месяца. Он служил еще на «Зодиаке», и эту миссию, как и предыдущую, слишком удачной не назовешь. Исход сражения оказался сомнительным. Не все капитаны сделали то, что было в их силах, чтобы помочь товарищам и сообща отбить неприятельскую атаку. В этом бою лейтенант получил сквозное ранение в коленную чашечку. Когда он прибыл в Порт-Луи, рана успела зарубцеваться, но в походке еще оставалась известная скованность. Госпожа Шамплер помнила это утро и крик: «Корабли, корабли!», заставший ее в полях. Она послала лошадь в галоп, а когда соскочила, бока животного были мокры от пота. Тринадцать судов эскадры д’Аше торжественно двигались строем, как вдруг какой-то один, подойдя чуть не к самому берегу, салютовал земле. Она прошептала: «Завтра…» И это завтра пришло со всем своим шлейфом радостей, о которых даже теперь не могла она вспоминать без сердечною трепета.

Лейтенанта произвели в капитаны и наградили орденом Святого Людовика. Тогда-то и был написан его парадный портрет. Через год он ушел на «Мстителе» — помощником капитана де ла Пальера. Им было поручено разгромить торговый флот неприятеля, и плавание длилось два года. К его возвращению Тристан уже резво бегал по дому, у Белого Замка завелся еще один флигель, площадь под сахарным тростником увеличилась втрое, и сахар кристаллизовался в котлах. Произошло еще и такое событие: Вест-Индская компания уступила колонию королю.

«Я в то время надеялась, что больше он не уедет», — подумала госпожа Шамплер. Ей вспомнился вечер его возвращения. Они были в спальне. Открыв свой эбеновый ларчик, она достала блокнот, в который записывала все даты: когда лейтенант уехал, когда вернулся. В тот вечер она приписала: «Он здесь, и жизнь возобновилась». Но лейтенант, державший ее в объятиях, быстро нагнулся и написал в свою очередь: «Наша жизнь, любовь моя, не начинается заново, нет у нее перерывов…»

«Только бы адмирал не приметил, как я волнуюсь», — подумала госпожа Шамплер. Она держалась за подлокотники кресла и не могла решиться заговорить. «Пять лет, пять лет жил он дома на этот раз, как же было мне не надеяться?» Дети выросли, и наставник Ройе поселился в домике «На перепутье» со своей молодой женой. «То было время особенно оживленной работорговли», — вспомнила старая дама.

И вновь — как будто и не было всех этих лет… Она стоит, опершись на ограду балкона, сразу же после ужина. В кресле сидит лейтенант, он курит, положив ноги на табуретку. Ночь очень теплая, и окрестности тонут в кромешной тьме. Фелисите вся во власти неги этого часа. Из конюшни доносится ржание лошади, и она поднимает голову. На северном побережье залива, где-то там, в направлении Тамарена, вспыхивает огонек. А вскоре, чудится ей, засверкал и второй, уже в море.

— Лейтенант! — позвала она.

Они долго следили и еще раза три заметили огоньки.

— Я все же хочу убедиться, — сказал лейтенант. — Для очистки совести!

Спустившись в конюшню, они оседлали коней. Вспоминая все это спустя столько лет, госпожа Шамплер ощущает прежнюю радость от их сообщничества. Держа направление на костер, они миновали деревню и углубились в лес. Там остро пахло древесными соками, кричали и хлопали крыльями разбуженные в неурочное время птицы. Приблизившись к месту действия и привязав лошадей к стволу, они осторожно пошли вперед по песчаному берегу. Вокруг костра обозначились тени нескольких человек. Бесшумно двигались к побережью два баркаса. Когда они носом уткнулись в песок, навстречу кинулись двое. При свете костра лейтенант и Фелисите узнали новых соседей.

Завязались переговоры между двумя колонистами и неизвестным, ловко перескочившим через планшир на берег. Спор их был нескончаем, и они с лейтенантом, прячась от этих ночных татей за деревьями манго, уже потеряли терпение. Наконец, после резкого окрика, люди, которых доставили в лодках, один за другим спрыгнули в воду и выстроились на песке.